Так что, если хочется найти истоки восточноевропейского экономического отставания от западной половины континента, то следует начать с карты металлических руд. В Киевской и Московской Руси рассеянные по необъятным лесам крупицы поверхностного «болотного железа» собирали немногочисленные умельцы. Тогда как на юго-востоке Германии (в то время «Священной Римской империи германской нации») в начале XVI столетия концентрированные залежи руды в неглубоких шахтах добывали свыше 100 тысяч профессиональных «рудокопов» – фантастическая цифра для той эпохи!
В семье одного из таких рудокопов и родился «буржуазный революционер № 1» – именно так Мартина Лютера спустя века назовёт Маркс. Впрочем, революционную роль Лютера в истории европейской цивилизации признают отнюдь не только марксисты. Достаточно вспомнить знаменитые работы Макса Вебера «Протестантская этика и дух капитализма» или слова ведущего американского литературоведа XX столетия Вернона Л. Паррингтона: «Учение Лютера было начинено порохом – оно произвело взрыв, проломивший зияющие бреши в казавшихся незыблемыми крепостных стенах феодализма…»
Но вернёмся к средневековым немецким рудокопам, незаметно для себя выкопавшим из своих маленьких шахт европейский капитализм. Их численность и концентрация неизбежно вели к новым социально-экономическим формам жизни.
Осенью 1483 года молодой немецкий крестьянин Ганс Лютер с беременной женой в поисках средств к существованию перебрались из села на рудники Мансфельдского графства в Саксонии. Уже в ноябре того года у начинающего рудокопа родился сын, наречённый Мартином. Пока мальчик рос, его отец упорно долбил породу и столь же упорно копил деньги. Обилие шахт, руды и рабочих рук, вместе с высоким спросом на железо, давали вчерашнему крестьянину шанс подняться на новую ступень.
И Ганс Лютер свой шанс не упустил – семь лет проработав в шахте, организовал горнорудное «товарищество». Такие товарищества, Gewerkschaften, повсеместно возникавшие там и тогда в горнорудном ремесле, и были первыми по-настоящему капиталистическими производствами. К началу XVI века отец Мартина Лютера уже вполне состоявшийся «капиталист», получающий прибыль от владения паями восьми шахт и трёх плавилен. Конечно, ему с его 1250 гульденов капитала, было далеко до Фуггеров и Вельзеров, крупнейших купцов и банкиров в рмании той эпохи. Фуггеры и Вельзеры вскоре купят земли нынешней Венесуэлы у императора Карла V за сумму в 300 раз большую, чем капитал Лютера-старшего.
Но и тысяча гульденов позволяла тогда целый год оплачивать работу почти сотни мастеров. Одним словом, от «маленького» Лютера до «больших» Фуггеров и Вельзеров – это уже самый настоящий ранний капитализм. Правда, работать этому капитализму приходится в недрах классического феодализма – «Священная Римская империя германской нации» пять веков назад представляет собой просто эталонную иллюстрацию для школьного учебника истории средних веков. Классическая феодальная раздробленность, феодальная вольница и «феодальная лестница» – от простых рыцарей до графов и королей, а сверху, над тремя королями, почти бессильный император.
И всё это духовно «окормляет» католическая церковь – единственная дозволенная идеология, к тому же сама являющаяся крупнейшим феодалом. Почти треть земель и владений в той Германии принадлежат епископам и монастырям.
Вот в таких условиях рождается «капитализм» Лютера – отца и сына. Кстати, многое в той истории пять веков назад перекликается с предысторией русской революции 100-летней давности. Тот же новорожденный и бурно растущий капитализм, придавленный могучими феодальными пережитками. Даже движущая сила совпадает – ставшие «пролетариатом» и «буржуазией» вчерашние крестьяне, горожане первого-второго поколения, и их дети.
Совпадает и ещё одно условие – оба социальных слома происходят в связи с более-менее массовым распространением грамотности и увеличением численности интеллигенции. Сын Ганса Лютера, вчерашнего крестьянина, выросшего из рудокопа в капиталиста, получает весьма солидное университетское образование.