Пришедшая из Азии ранее неизвестная заразная болезнь, ещё не научившиеся её лечить врачи, повсеместный карантин, ежедневные сообщения в СМИ о числе заболевших и умерших, поток не ясных и противоречивых распоряжений властей, подсчёт бизнесом убытков от запрета торговли некоторыми товарами, разнообразные слухи об источниках новой заразы и растущая паника населения. Нет, это не про модный COVID-19, пугающий нас уже второй год. Это про Россию эпохи Пушкина. В нашей истории всё уже было – расскажем об ошибках и успехах борьбы с эпидемией холеры два века назад.
Наверно все мы еще со школьных лет, с уроков литературы помним про «Болдинскую осень». Но тогда мы мало понимали, зачем Пушкин три месяца сидел в глухой деревеньке – а ведь это была именно самоизоляция, теперь хорошо знакомая и нам. «Живу в деревне как на острове, окруженный карантинами» – писал тогда, осенью 1830 г., великий поэт. Вообще слово «карантин» очень часто встречается в его личной корреспонденции, и многие обороты можно без изменений вставлять в современные блоги эпохи разгула коронавируса: «Еще более опасаюсь я карантинов, которые начинают здесь устанавливать…», «Всё к тебе сбираюсь, да боюсь карантинов… Вместо трехдневной езды, того и гляди, что высидишь три недели в карантине», «Нынче времена тяжелые, карантин…», «Правда ли, что в Твери карантин? Экой год! Прощай, душа моя…»
В тот год европейская Россия была охвачена новой, ранее у нас неведомой эпидемией – холерой. И Пушкин, в вынужденной самоизоляции рассуждающий об этой проблеме, вообще до неприличия современен. «Вы судите о болезни гораздо вернее, чем врачи и правительство… Если бы эту истину знали раньше, мы избежали бы множества бед» – пишет поэт в 1831 г. своей знакомой, псковской помещице Прасковье Осиповой. Но такую фразу сегодня можно без малейших изменений смело вставлять в фейсбук или твиттер с telegram’ом – никто не почувствует, что это написано 190 лет назад и вовсе не про коронавирус. Если же вспомнить, что сестру Пушкина, Ольгу Сергеевну, полиция задерживала и возвращала домой при побеге из карантина – становится то ли смешно, то ли страшно по поводу из века в век повторяющихся архетипов…
Холера – до эпохи антибиотиков смертельная кишечная инфекция – тогда для Российской империи была совершенно новой, ранее неведомой заразой. Как и коронавирус, пришла она из Азии – только не из Китая, а с берегов индийского Ганга, где её очаги тлеют непрерывно со времён античности. Но на Руси и в Западной Европе до начала XIX в. эту болезнь не знали, у нас её поначалу приняли за хорошо знакомую по предыдущим столетиям чуму. Врачи, однако, быстро разобрались, что это нечто новое. Зато о потенциальной угрозе от новой хвори исходные мнения были полярные – многие, даже медики, не сочли её потенциально опасной, мол всего лишь еще один вид «горячки».
Первые отдельные случаи холеры на южных границах России зафиксировали в 1820 г., затем последовало ещё несколько локальных вспышек в Астрахани и Закавказье. Туда эпидемическая болезнь попала через Иран, где тогда была очень массовая заболеваемость холерой (и снова дежавю, как с коронавирусом в самом начале 2020 г., не так ли?). Но власти, наблюдая споры медиков, поначалу не беспокоились. Хотя в России тогда уже существовали и работали на границах довольно строгие карантинные меры против давно знакомых эпидемий чумы и оспы, но буквально накануне броска холеры закреплённые законом карантинные правила даже облегчили. Как писали чиновники: «Карантины страшно стесняют жителей и торговлю, а польза их гадательна…»
Мобильность населения два века назад была куда ниже. Поэтому для начала пандемии потребовали не месяцы, а годы. Но к 1830 г. холера пошла по России, двигаясь с юга не север по главным торговым путям той эпохи, в первую очередь по Волге и её притокам. Министр МВД граф Арсений Закревский, поначалу даже отменявший решения провинциальных властей о введении карантинов, лично объехал первые эпицентры холеры и, как позднее писалось в официальных отчётах – «ознакомившись с делом на месте, убедился в истинном характере холерной заразы и стал горячим сторонником карантинов; но было уже поздно, болезнь разлилась широким потоком…»
Верхи империи, опоздав с первой реакцией, стали действовать энергично. По указанию царя из министров с привлечением всех медицинских авторитетов создаётся «Центральная комиссия для прекращения эпидемической болезни холеры». С высоты прошедших двух веков следует признать, что высшая бюрократия Николая I в борьбе с новой болезнью, после первой ошибки, работала вполне разумно, всеми силами стараясь остановить эпидемию. Другое дело, что на местах, внизу, этих сил – как исполнительных, так и научных – банально не хватало в смысле и качества, и количества.