Неожиданная Россия

Напомним, что холера тогда была новой напастью, от которой стабильно умирала половина заразившихся. Более того, холера особо пугала самим ходом болезни – смерть в собственных испражнениях, в корчах от поноса особо страшила и отвращала людей. Холеру воспринимали не только как опасную, но еще и как особо «грязную», «стыдную» болезнь. Что вносило дополнительный ужас.

Современники тогда заметили, что даже те, кто в недавнем 1812 г. добровольно помогали раненым, во время холеры нередко отказывали больным в помощи. Не зря в упомянутом стихотворении Пушкина прямо указано, что поход в холерный эпицентр даже страшнее и весомее, чем участие в бою. Для людей, буквально вчера переживших наполеоновские войны, смерть от оружия была привычной – холера же страшила куда больше.

Царь и снег против холеры

Сам Николай I явно очень боялся эпидемии. Когда пришли известия о появлении холеры в Москве, то находившееся в сотнях вёрст Царское Село, где проживал император с семьёй, тут же оцепили гвардейские части, установив самый плотный в России «карантин». Тогда же на несколько дней блокировали карантинами и Петербург – но это решение, вызвавшее ранее невиданные пробки из карет и телег на дорогах, быстро отменили.

Несмотря на личный страх, царь исполнил свой долг и демонстративно прибыл в Москву 12 октября 1830 г. Так совпало, что в тот день «старую столицу» засыпал первый снег – а тогда уже знали, что зимние холода тормозят развитие холерной эпидемии. Снег вкупе с обожествляемым монархом, по свидетельствам очевидцев, весьма благотворно подействовали на москвичей, снизив нараставший ужас перед болезнью.

Тем не менее, как и сегодня в интернете, люди тогда в газетах с тревогой читали публиковавшуюся статистику. К примеру, столичная газета «Северная пчела» давала таковую почти ежедневно: «30-го октября больных холерою во временных больницах и на своих квартирах состояло 1255; 30-го числа заболело 76, выздоровело 49, умерло 36… 31-го октября больных холерою заболело 71, выздоровело77, умерло 44…»

В целом «старой столице» повезло – эпидемия пришла в самом конце теплого сезона. В сочетании с противодействием властей это снизило возможные жертвы. По официальной статистике с сентября по декабрь 1830 г. из 305 тыс. москвичей заболело холерой 8299 человек (2,7 %), а умерло 4497 (около 1,5 %). Заметим, что для современной Москвы смертность в 1,5 % составит почти 200 тыс. трупов…

Среди карантинных мер тогда был введен запрет на торговлю рядом товаров – например, запрещалось продавать и есть колбасу, сырые овощи, любые фрукты. Официально запретили даже суп-окрошку. Скажем так, меры в тех условиях интуитивно разумные. По окончании эпидемии московские купцы дотошно скалькулировали, что запрет на торговлю фруктами обошелся им 158 865 руб. Бизнес тогда безуспешно просил власть о финансовых льготах – «оказать милосердие отсрочкой времени, определенного для протеста векселей…»

Зима остановила шествие холеры по средней полосе России. Однако было понятно, что очаги инфекции уже тлеют на дальних подступах к главному мегаполису страны – Петербургу. Неизбежное пришествие холеры в столицу империи ждали весной следующего 1831 г.

Но весна, открывшая волжско-балтийскую систему каналов (главные транспортные артерии России до эпохи железных дорог) в Петербурге прошла спокойно. Первого холерного больного здесь выявили только 26 июня 1831 г. Страдавшего от поноса носителя холерных вибрионов обнаружил «штаб-лекарь», полицейский врач Дмитрий Бланк на берегу Невы – сегодня это Синопская набережная – среди экипажа грузовой лодки, пришедшей в столицу из Вытегры. К тому времени больной уже 18 дней провёл в городе. Стало пугающе ясно, что по главному мегаполису Российской империи уже вовсю бродит эпидемия.

Административный восторг

Высшая власть была готова и принялась действовать стремительно. Уже через два дня введена особая система эпидемического управления – в каждый из 13 «частей»-районов Петербурга назначался особый «попечитель», которому подчинялись все врачи и полиция. Например, попечителем 1-й Адмиралтейской «части» был назначен Сергей Уваров, президент Академии наук, известный в нашей истории знаменитой идеологической триадой «Православие-Самодержавие-Народность».

Всех выявленных больных полагалось в обязательном порядке направлять в тщательно изолированные от населения больницы. У больниц Петербурга эпохи Николая I любопытная статистика. К началу 1831 г. их насчитывалось 54 на 6684 больничные койки. То есть, при постоянном населении города в 448 тыс. чел., на 10 тыс. петербуржцев приходилось 149 коек. Для сравнения, по статистике 2019 г. в столице РФ на то же количество жителей приходилось всего 55 больничных коек.