Неожиданная Россия

Там, за Шелагским мысом, наиболее северной точкой Чукотского полуострова, именно лицеист Матюшкин нашёл останки погибшей здесь восьмью десятилетиями ранее экспедиции купца Никиты Шалаурова. Найденные черепа и кости свидетельствовали о той опасности, что таит в себе дикая природа дальневосточного Севера. Ведь и самому Матюшкину в походах к северо-востоку от Колымы не раз приходилось оказываться на грани смерти от голода или холода.

Летом 1822 года на Колыме лицеист получил ранение, точнее ранил сам себя, когда бросился спасать любимую ездовую собаку. Начальник экспедиции Врангель так описал то происшествие: «Когда приближались мы к берегу, собака наша выскочила из лодки в воду, запуталась головой в висевших веревках и, вероятно, задушилась бы, если бы Матюшкин не отрезал веревку. Торопясь спасти жизнь нашему верному товарищу, Матюшкин вместе с веревкой отрубил себе часть большого пальца с ногтём. Рана была сильна и могла сделаться опасной…»

Впрочем, посреди опасностей и тяжких трудов Заполярья, случались у юного мичмана Матюшкина и романтические моменты. О них мы сегодня можем лишь догадываться – отдельными намёками они сквозят в его письмах, которые бывший лицеист регулярно отправлял с берегов Колымы к друзьям в далёкий Петербург. «Закажите чайник серебряный, внутри позолоченный. Накладите его полно конфетами и перешлите мне как можно скорее… Это не мотовство, право не мотовство, сколько б он ни стоил» – сохранилась письмо Матюшкина с такой странной просьбой к близким друзьям в столице. Покупка и почтовая пересылка столь необычного содержания из Петербурга на Колыму в ту эпоху стоила огромную сумму, почти 300 рублей. Да и сам процесс путешествия сначала письма на Запад, а затем посылки из столицы на самый север Дальнего Востока занял почти год. Любопытно, что Матюшкин не посчитался с расходами и отмолчался на просьбы удивленных товарищей в письмах объяснить «всю историю сего чайника».

Деталей той истории не узнаем и мы, но в письмах юного офицера-исследователя, рядом с наполненным шоколадом чайником как-то подозрительно неоднократно и лирично упоминается «удивительная белизна тела» и стройность женщин у юкагиров. Невольно закрадывается мысль, что лицейский приятель Пушкина готовил свой необычный подарок для неизвестной нам представительницы прекрасного пола из племени самых древних обитателей Колымы…

«О, волн и бурь любимое дитя!..»

«Учёная собачья экспедиция» продлится свыше трёх лет – она не сделает нашумевших на весь свет открытий, но даст самую первую научную карту северного побережья Чукотки. С тех пор среди многочисленных чукотских мысов на карте России появится и мыс Матюшкина, названный в честь бывшего лицеиста.

По возвращении в Петербург на исходе 1824 года руководителей экспедиции принял сам царь Александр I. Даже самодержцу, разгромившему Наполеона и захватывавшему Париж, было интересно послушать рассказы очевидцев о ледяных морях Якутии и Чукотки. Потрясённый царь спросил путешественников: «А бывают ли и там красные дни?» Монарх имел в виду – случались ли посреди пугающего дальневосточного Севера минуты радости. И Фердинанд Врангель, только что получивший чин капитана, искренне ответил царю за себя и своего друга Матюшкина: «Мы, ваше величество, провели там, быть может, самые красные дни жизни…»

Зато в Петербурге вернувшиеся с Колымы и Чукотки путешественники провели всего полгода. Вероятно, после трёх лет заполярных странствий, они слишком отвыкли от блеска столичной жизни. Уже в 1825 году Врангель и Матюшкин возглавят новое кругосветное путешествие под парусами к берегам Камчатки и Аляски. Впечатлённый этим Александр Пушкин, ещё не самый великий, но уже известный поэт, напишет в те дни такие строфы о судьбе своего лицейского товарища:

Счастливый путь!
С лицейского порога
Ты на корабль перешагнул шутя,
И с той поры в морях твоя дорога,
О, волн и бурь любимое дитя!
Ты сохранил в блуждающей судьбе
Прекрасных лет первоначальны нравы:
Лицейский шум, лицейские забавы
Средь бурных волн мечталися тебе,
Ты простирал из-за моря нам руку,
Ты нас одних в младой душе носил
И повторял: "На долгую разлуку
Нас тайный рок, быть может, осудил!"