На фоне китайских и даже русских притонов, японские публичные дома на нашем Дальнем Востоке выглядели весьма благопристойно. Однако и тут вскрылась опасность, но совершенно не от венерических или, как их чаще называли в ту эпоху, «любострастных» болезней… После начала в 1904 году войны с Японией, вдруг выяснилось, что многочисленные японские бордели, разбросанные от Забайкалья до Приморья, служат отличной базой для вражеской разведки.
По окончании боёв японский бизнес на нашем Дальнем Востоке быстро восстановил свои позиции в сфере легальной проституции, чем вызвал настоящую панику у русского военного командования. В мае 1906 г. военный губернатор Приморской области предупреждал полицию в особом циркуляре, что «много ценных сведений японцы добывают посредством женщин, для чего некоторые жены японских офицеров поступили даже в дома терпимости, исключительно для этой цели».
Чуть позднее, летом 1908 г. от имени Приамурского генерал-губернатор разъясняли для офицеров армии и полиции: «В настоящее время вполне установлено, что большую часть японских подданных, проживающих на Дальнем Востоке, составляют шпионы, скрывающие свою деятельность под видом разнообразных профессий. Из числа профессий, избранных японскими подданными в крае, особенно обращает на себя внимание значительный процент проституток, содержательниц домов терпимости, их мужей и прислуги. Вред, происходящий от этого рода профессий, еще более возрастает благодаря тому, что японские дома терпимости в виду крайне ограниченного числа таких же русских, весьма охотно посещаются воинскими чинами…»
В марте 1909 г. комендант гарнизона Николаевска-на-Амуре прямо писал командующему войсками Приамурского военного округа: «Японские публичные дома представляют из себя тайные разведывательные бюро, где разными способами выпытываются у посещающих их армейских чинов разные сведения так или иначе необходимые японцам о нашей военной жизни…»
Даже если сведения о «женах японских офицеров» в качестве работниц борделей были откровенной шпиономанией после проигранной войны, то размах японской проституции на нашем Дальнем Востоке не мог не впечатлять. По статистике 1915 г. даже в Забайкалье, довольно далёком от «Страны восходящего солнца», официально работали японские публичные дома – по три в Чите и Сретенске, один в Нерчинске. Такая обширная сеть укоренившихся соотечественников от Байкала до Приморья, конечно же серьёзно облегчала работу японской разведке.
Не смотря на обоснованные подозрения и откровенный испуг, царские генералы так и не смогли решить вопрос с японскими публичными домами на российском Дальнем Востоке. Ограничились лишь просьбой к полиции следить за посещением борделей штабными писарями, пожеланием «взамен японских домов терпимости разрешать открывать таковые только русским» и требованием «о каждом закрытом или вновь открытом доме терпимости доставлять сведения в Канцелярию для доклада Его Высокопревосходительству генерал-губернатору».
Даже легализация проституции и вполне искренняя попытка властей наладить её работу в неких приемлемых рамках, не привели к прекращению самых вопиющих ужасов. Какая жуть местами творилась в этой сфере человеческой жизни во времена Достоевского и Чехова наглядно показывает опубликованный в 1890 г. сборник официальной статистики царского МВД. Один из разделов начинается словами: «Распределение проституток по времени их дефлорирования до и после появления менструаций…»
Ровно 130 лет назад среди легальных проституток Российской империи более 10 % потеряли девственность до появления у них первых менструаций. Свыше 51 % проституток начали заниматься данным ремеслом в возрасте до 18 лет, то есть на три года раньше, чем это дозволялось законом. И эта пугающая статистика относится именно к законной сфере данного «бизнеса», страшно представить какой же ад творился в его нелегальной части…
Общество той эпохи воспринимало разрешённую законом проституцию как неизбежное зло. Например, в 1903 г. медики Владивостока в докладе губернатору Приморской области достаточно жёстко и откровенно высказывались по этому поводу: «Терпя проституцию, государство, однако, не относится безразлично к той стороне проституции, которая подрывает народное здравие распространением любострастных болезней. В целях охраны здоровья населения, а отнюдь не в интересах проститутки установлен для этой цели надзор…»