Неожиданность. Тетралогия

— Три года кормил Андроника Комнина и его гостей, многих могу назвать поименно и описать. Трое меня звали к себе поваром после того как отведали приготовленных мною яств. Жил в его дворце в левом крыле, наособицу от прислуги. Вернулся этой весной, надоело в услужении у кого-то быть.

— Это что, на самом деле было? — пораженно спросил Христо. И ты об этом молчал?

— А чего болтать-то? За это не платят.

— Платят, еще как платят! — убежденно произнес Ламврокакис. — Каждому охота, вернувшись домой похвалиться перед знакомыми — я, мол, в Херсонес с товаром ходил, меня там бывший повар самого Комнина кормил! Знатно покушал! И не очень дорого. Константинопольские купцы сюда всей толпой попрут! Искать еще эту таверну будут.

— А искать им ничего и не придется, — пояснил я, — ты им все отыщешь. И бесплатно при этом!

— Кто же мне за всю эту возню платить будет?

— Хрисанф и заплатит.

— Сколько?

— Закажет если приведенный тобой посетитель изрядно — тебе кератий, сделают это толпой, если вдруг караван придет — двойная оплата — милиарисий, заявятся просто поглазеть — на еду и ночевку заработаешь. Ты не женат?

— Да денег на содержание жены нету…

— Вот пока холостой здесь и поживешь. Женишься — квартиру себе ищи. Всех все устраивает?

Христо:

— Можно попробовать…

Хрисанф:

— Даже и не знаю…

— А не попробуешь и не узнаешь. Главное, риска-то никакого нету!

— Отдашь этому жулику деньги, а он никого и не приведет!

— Выдача денег на другой день, поглядеть еще надо, кого он привел. А завтра я его кормлю, он на меня с утра поработает. Столуемся у тебя завтра опять же мы, не обедняешь. Через денек-другой будет видно, ловок Ламврокакис, или так, звук пустой. Поменять его на другого такого же никогда не поздно. А пока дохода не принесет, медяка медного не давай, не балуй!

— Я ловок невиданно! — похвалился Христо.

— Купцов веди, вот им и будешь брехать по дороге что угодно. А мы только делам верим. У тебя одежда хорошая есть? А то весь в пятнах каких-то, не поверят такому.

— Есть! У знакомой держу.

— Завтра чтобы прилично оделся. Не смей Хрисанфа перед людьми позорить.

— Как солнышко сиять буду!

Я повернулся к трактирщику.

— Сколько мы тебе должны?

— Да вас, понимаешь много было, а заказывали все дорогое, не экономили, — пряча глаза взялся вилять кормилец.

— Мозги мне не морочь! Спать уже охота, целый день в седле провели. Сколько?

Хрисанф наконец-то решился.

— Золотой! Меньше взять не могу! Я объясню…, — но продолжить вертеть волынку я ему не дал.

Развязал кошель, вынул золотую монету производства киевских фальшивомонетчиков, сунул ее корчмарю.

— Это же золотой солид императора Констанса Второго! Он на нем с сыном Константином Четвертым изображен. Лучшая византийская монета! В ней самое чистое золото! И сияет, как новая! — заахал Хрисанф. — Я ее доселе всего два раза в жизни и видел, — очень редка и высоко ценится. Думал, ты чего попроще и полегче дашь. А с этого золотого мне еще тебе сдачу давать придется.

Я зевнул.

— Ты стоимость сырого мяса учел?

— Конечно!

— Тогда мы в расчете, сдачи не надо. Мясо подели на две половины, заверни их отдельно. Мне на завтрак яичницу из двух яиц и колбасы копченой. Слав! Ты чего утром есть будешь?

— Сыр. Яичница. Хлеб.

— Венцеслав нам сейчас толком ничего и не скажет. Ладно, сунем ему завтра чего-нибудь. Ванька с Наиной скорее всего с утра дуться будут и в другое место отправятся завтракать — на них можно не рассчитывать. Придут четверо уходящих…

— Они сказали мне, кто чего утром поест, завтра все будет готово, — заверил трактирщик. — Ты лучше скажи, что на обед делать будем.

— Постарайся добыть в любую цену берзитику, очень меня эта рыба заинтересовала. Она большая?

— Здоровенная!

— Костей много?

— Почти нет.

— Вот целиком ее и волоки. Не сыщешь, возьми куропаток, да потуши капусты. Христо! Подходи завтра сюда в чистой одежде. Позавтракаем, и на море!

— Слушаюсь!

Пошли будить Венцеслава. Богуслав на ногах стоял еще плоховато, сильно качался из стороны в сторону, поэтому пока был оставлен сидеть за столом. Возились с поляком минут пятнадцать: кричали, трясли, терли пареньку уши, хлестали по щекам, обливали водой, ставили на ноги — все было бесполезно, королевич спал сладким сном и даже начал похрапывать.

— И чего будем делать? — спросил я. — Оставлять сидеть на стуле нельзя, не ровен час свалится на пол, расшибется. Перетащить может в жилые комнаты на топчан?

— А он ночью подымет хай, перебудит всех моих домашних, выясняясь, куда попал. Да меня потом теща истерзает, — всю печень выклюет, — скептически оценил этот замысел повар.

— Так ты с тещей живешь? — посочувствовал я мужику.

Хрисанф перекрестился.

— Не дай Бог! Зашла в гости, да и осталась на ночь.

С тещей я пожил и представлял, как она начнет пилить зятя: теперь каждый вечер всех пьяных доченьке под бочок будешь притаскивать? Да еще возникнет куча немыслимых версий о твоих деловых качествах, которых нашим мужским умом ни в жизнь не охватить — узнаешь очень многое о своей невероятной паскудности, и этот вариант тут же отпал сам по себе.