Неожиданность. Тетралогия

— Кто не рискует, тот не пьет мальвазии! И обязательно поставь у двери караульщика.

— Зачем?

— Нажрутся и убегут, пока ты возле плиты толчешься. Да еще чего-нибудь со стола прихватят. Вот это будет убыток!

— Да где ж его взять-то караульщика…

— Христо враз сыщет.

— Могу! — тут же подтвердил родственник всего человечества. — Есть тут один русский боец, очень дальняя моя родня, у меня на примете. Дорого не возьмет, а за порядком присмотрит.

Интересно, а среди африканских пигмеев нашел бы Христо себе родню?

— Слушай, а откуда у вас столько всего русского? — удивился я. — Вы же старинный греческий город, Русь от вас черте где, а куда ни глянь — вечно чего-нибудь русское подсовывается: то караульщик, то вы поголовно наш язык знаете.

— Сто лет назад ваш князь Владимир, который потом Русь крестил, вынудил наш город сдаться. С той поры россы здесь кишмя кишат. Отсюда и наше хорошее знание вашего языка.

А как половцы русское Тмутараканское княжество разорили, которое на востоке Таврики находилось, и тамошние города под себя подминать стали, ваш народ оттуда и побежал кто-куда. Евдоким, скажем, из Феодосии с семьей прибыл. Он у себя там в охранной дружине состоял, подраться горазд и на кулачках, и на сабельках.

— Детей у него пятеро? — неожиданно по нормальному спросил протрезвевший Богуслав.

— Да, — удивленно протянул Ламврокакис, — ты его что, знаешь?

— Знавал в прежние годы, — подтвердил боярин. — Хороший мужик: и непьющий, и боевой. Он в их дружине сотником служил. Этот и не струсит, и в заварушке насмерть биться будет. Мы с ним в Киеве раньше иногда встречались.

Да, подумалось мне, а в 21 веке в Севастополе, стоящем на развалинах былого Херсонеса, русских вообще подавляющее большинство.

— Ладно, — решился Хрисанф, — попробуем. Хватит мне перед супругой и ее матушкой стелиться, наплевать, что всего два месяца женат. Вот поют с утра до ночи: все продавай, иди поваром к богатым да знатным, хорошо заживем. Прав ты — переменить ухватку надо. Вина у меня запас изрядный, весь подвал разными его видами в свое время забил, и если дом продам, куда я его дену?

Куском мяса пару раз рискнуть можно, не обедняю. Если народ пойдет, сервитума, полового-подающего по-вашему, заведу, хватит повару туда-сюда бегать. Мое дело жарить и парить, а не перед посетителями гнуться.

— Я слышу речь не мальчика, но мужа! — процитировал я выражение светоча нашей поэзии Александра Сергеевича Пушкина. — Надо бороться, надо дерзать, а то потом так и будешь сидеть на нищенской получке до конца жизни. Там много не хапнешь, сегодняшний запас денег быстро разойдется с этакой бойкой женой и ее советчицей тещей. А пойдут дети, болячки не дай Бог случатся, или еще что, и торчать тебе в наемниках до конца жизни — второй раз не выберешься из этой помойки, в люди не выйдешь.

Тут опять оживился Христо.

— А как же я в дождь, да на порывистом морском ветру часами стоять буду? Да и гаваней у нас не одна, а три, и возле которой ожидать? Дело в зиму, скоро захолодает, простыну начисто!

Я задумался. И не знаешь, чего присоветовать. Шалаши во всех трех портах построить и сидеть в них, от холода трястись? Хрен редьки не слаще. Впрочем, есть один выход, правда зыбкий…

— А на маяке есть смотритель?

— Как же без него! Кто ж там по ночам сигнальный огонь зажигать будет? Служит средних лет дядька, Линдрос звать.

— И все три гавани оттуда хорошо видно?

— Как и положено.

— А смотритель, часом, тебе не родственник?

— Он одинокий и злой, как собака. Никого на смотровую площадку маяка не пускает. Наши как-то ходили, хотели видами полюбоваться, так он с дубиной спустился и погнал их оттуда в три шеи.

— А пришедшие ваши, были как обычно пьяные морды самого разбойничьего вида? — усмехнулся Матвей.

— А откуда у меня приличные знакомые? — удивился Христо. Других не держим. Какие уж есть, такие и есть.

— Ну да, — сделал вывод ушкуйник, — друганы грабят, а Ламврокакис награбленное на тележке куда надо отвозит. Приличные люди таким редко занимаются.

— В общем, внутрь маяка простому человеку никак не попасть, — подвел черту Христо, не вступая в лишние прения о своей жизнедеятельности и образе жизни друзей — все не без греха! — нечего и пробовать, того и гляди дубиной по черепушке огребешь.

— А если попробовать подойти иначе? — начал заходить на новый виток я.

— Как это? — удивился грек.

— Ваши-то поди с пустыми руками шли?

— А надо было тоже по палице прихватить? — заинтересовался Христо. — Огреть этого Линдроса по загривку, он бы и рассыпался в любезностях — заходите гости дорогие, на окрестности полюбуйтесь?

— Подожди шутки шутить, — не стал веселиться я. — А если прийти к смотрителю в чистой одежде, да с кувшином хорошего вина, разговорить его душевно, угостить, может тогда и пустит?

— А о чем же с ним можно говорить? — удивился Ламврокакис. Улетят вороны на юг или тут зазимуют? Какую по размеру лучше дубину делать?

— Ну может Линдрос кого с потерпевшего бедствие корабля спас, из воды человека вытащил? Слухи, может, о нем какие-нибудь хорошие ходят?