Неожиданный звонок

Подавшись вперед, он заговорил по-французски. Я разобрала слова «Champs Elysees», «Р1асе di la Cincarde» и «La Madeleine». Понимающе кивнув, шофер свернул в переулок.

— Поскольку это ваш первый вечер в Париже, вы имеете право хотя бы мельком увидеть некоторые достопримечательности.

Автомобиль выехал на проспект Виктора Гюго; в конце широкого бульвара я увидела залитую светом площадь Звезды и Триумфальную Арку. Моторы ревели впереди нас, сбоку, сзади. Все водители мчались, как безумные.

— В Париже всегда такое движение?— недоверчиво спросила я, вспомнив величавый ритм нью-йоркских авеню с их бесчисленными светофорами и перекрестками.

— Всегда,— с улыбкой ответил Купер.

Мы обогнули Триумфальную арку и выехали на Елисейские поля. Между деревьями мелькали фонари, по тротуару гуляли люди, вдали, в конце бульвара, что-то светилось.

— Красиво, правда? — сказал Купер.— Мне никогда не надоедает любоваться этой красотой!

— Красиво! — с упреком в голосе сказала я, жадно впитывая в себя все, что видела.— Это еще слабо сказано.

— На моей родине принято скрывать чувства,— заметил он.— Приятно, что есть люди, не стыдящиеся своего восторга.

Мы пересекли уменьшенную копию площади Звезды и поехали дальше вдоль Елисейских Полей. Справа и слева от нас появились здания, кафе под открытым небом, толпы людей.

— Париж оживает к ночи. Возвращаясь, мы снова увидим здесь массу народа.

— В Лондоне люди живут так же?

— Нет, лондонцы отдыхают вдали от посторонних глаз, в частных клубах, за закрытыми дверьми. Или набиваются в прокуренные бары и проверяют; сколько пива могут выпить до закрытия.

— Неужели англичане действительно такие странные?

— Должны же мы как-то подкреплять иллюзию, что англичане не похожи ни на одну другую нацию.

Мы выехали на огромную Place de la Concorde, ускользая с неи-моверным проворством от «подрезавших» нас машин. Такси свернуло на север, к Ля Мадлен, затем на Рю Сент Оноре и Рю де Риволи, проходившую мимо Лувра.

— Я бы хотела зайти туда и все осмотреть,— с грустью сказала я, вспомнив, что мне предстоит завтра утром лететь в Лондон, и подумав: я вернусь сюда. Узнаю, что с Джиной, и вернусь.  

— Вы интересуетесь искусством?

— Как дилетант.

— А музыкой?

— Тоже как дилетант.

— Значит, в чем-то вы, должно быть, профессионал! Я засмеялась.

— Я преподаю английскую литературу — пожалуй, в этом я разбираюсь профессионально!

— Как интересно. Кстати, как американцы относятся к Шекспиру?

— Думаю, большинство американцев знает, что он родился в Стрэтфорд-на-Эвоне, а не в Стрэтфорде, штат Коннектикут.

— Вы меня удивили. В августе в Стрэтфорде трудно представить, что существует коннектикутский Стрэтфорд. На Хай-стрит повсюду слышен американский акцент — я полагал, что в Америке Шекспир — фигура национального масштаба.

Я улыбнулась.

— Люди, способные позволить себе отпуск в Стрэтфорд-на-Эвоне, обычно относятся к числу тех, кто получил приличное образование.

— Вы любите Шекспира?

— Да, очень.

Я подумала, что сейчас Купер какой-то фразой выдаст собственные вкусы, но он не сделал этого. Подавшись вперед, он сказал что-то водителю; резкий отсвет уличного фонаря упал на лицо Купера, подчеркнув приятные линии носа и скул. Я почувствовала, что где-то глубоко внутри меня мое сердце екнуло и тотчас снова забилось как прежде. Он повернулся ко мне, улыбнувшись со своей очаровательной непринужденностью.

— Мы почти приехали. Надеюсь, вы не в обиде на меня за задержку с обедом, вызванную этой небольшой экскурсией.

— Напротив, я получила от нее огромное удовольствие.

У меня пересохло во рту. Пальцы моих рук были стиснуты; я попыталась усилием воли расслабить каждый палец в отдельности.

— Спасибо,— произнес Купер.

В моем мозгу прозвучал тихий голос: «Только не это. Пожалуйста, не это».

С того возраста, когда я научилась различать мальчиков и девочек, я обрела несчастливую привычку увлекаться мужчинами, которые не только совершенно не подходили мне, но еще и проявляли полное безразличие к моей персоне. Я уже довольно долго считала, что переросла эту склонность, но сейчас усомнилась в этом. Похоже, моя слабость долго спала, а теперь, проснувшись, собиралась снова испортить мне жизнь. Мои пальцы опять сжались. Я уставилась невидящими глазами в окно остановившейся машины. Выйдя из такси, я оказалась на узкой улочке, идущей от широкого бульвара к роскошному и уютному маленькому ресторану, где официанты летали взад-вперед по залу, точно черно-белые мошки. Представительный метрдотель подошел к нам по толстому ковру.

— Добрый вечер, месье Купер, добрый вечер, мадмуазель.

Он изящно, с достоинством, склонил голову, протянул руку, приказал официанту отвести нас в нишу. Я забыла о страхе, охватившем меня минуту назад; чувствуя себя важной персоной, принадлежащей к сливкам общества, я позволила официанту отодвинуть для меня стул и помочь мне сесть; он сделал это так осторожно, словно я была статуей из хрупкого фарфора. Мне в руки вложили меню; я растерянно уставилась на французские названия блюд.

— Хотите для начала попробовать французских улиток?