Непал. Винтажный роман

Кеш с товарищами, расшвыривая стоявших на пути, выбежали на поле и направились к самолёту. Полицейские в джипе держали наготове пулемёт, Ашир спрятался за кабиной автомобиля, а Василий – за фюзеляжем самолёта. Но команда для выдвижения оказалась не той, о которой договаривались повстанцы. К тому же Кеш не увидел повстанцев, выходящих из автобуса, поскольку их там и не было. Поэтому учитель только делал вид, что поверил в «своих». Подбежав к джипу, Кеш вытащил из-под одежды оружие и начал стрелять сразу из двух пистолетов, товарищи последовали его примеру. Пулемётчики не успели ответить огнём, так как были убиты сразу. Ашир и выскочившие из автобуса полицейские выпустили автоматные очереди по троим сопровождавшим Кеша повстанцам: один упал, свалился и Кеш. Третий сумел проникнуть в самолёт и сразу взял под прицел лётчиков.

«Ну, с этим разберёмся», – сказал Ашир и перевернул мёртвого или тяжело раненного, как казалось начальнику полиции, учителя. Но тот лишь притворялся: оказавшись на спине, он выстрелил Аширу в лицо, а сам бросился на трап. Уже у входа в кабину Кеша настиг Василий: бросив мешающий автомат, он прихватил учителя рукой за шею, и они вместе втиснулись в салон. Кеш отбивался и пытался вырваться. Дело осложнилось тем, что повстанец – конвоир лётчиков – направил пистолет в сторону Василия с Кешем и приказал отпустить командира.

В непростой ситуации капитан Bazil предпринял психическую атаку: он непрерывно и громко кричал, что не станет сопротивляться, что маоисты им больше не нужны и смогут беспрепятственно улететь, что отпустит Кеша и просит дать ему возможность покинуть самолёт. При этом Василий прикрывался учителем, подставляя его, а не себя под направленное дуло пистолета.

Капитан, разумеется, не собирался выполнять свои обещания. Мгновенно оценив обстановку, он увидел на поясе учителя кукри-нож. Не меняя позы, придерживая Кеша за шею левой рукой и не переставая кричать, он своей правой дотянулся до тесака, вытащил его и погрузил в живот учителя. «На тебе, сука», – перестав кричать, прошептал в ухо Кешу офицер.

Повстанец рядом с лётчиками не успел ничего понять, он смотрел на оседающего Кеша и всё ещё надеялся, что они вместе справятся с преследователями и улетят. Но Василий, оставив нож в теле командира повстанцев, нащупал освободившейся рукой в кобуре «стечкин», снятый с предохранителя и стоявший на режиме «очередями», поднял его и надавил на спуск. Пули пошли в «десятку», лишив повстанца глаз, а заодно и жизни…

То, чему мы стали свидетелями в здании аэропорта и на взлётной полосе, воспринималось как шок, абсурд, фильм-боевик. Полёты в этот день отменили, полицейские обыскивали аэропорт и трясли его пассажиров, солдаты расположились рядом со зданием. Мы подумали, что рейсов, видимо, не будет долго, и смирились с тем, что придётся ковылять пешком. Это немало: до ближайшей дороги, откуда ходил транспорт до Покхары или Катманду, шлёпать предстояло дня три-четыре. Ладно, утро вечера мудренее. К нашему счастью, продуктовый киоск в здании аэропорта продолжал работать, и мы сформировали наш дорожный паёк.

Ночь провели на ставшем почти родным клочке травы под стеной аэропорта, а утром с удивлением услышали звук пропеллера. Военные? Подкрепление? Но нет: к нашему удивлению, возобновились обычные гражданские перелёты. Чудо? Вовсе нет. В режиме чрезвычайной ситуации страна жила много лет, а люди, как известно, привыкают не только к хорошему, но и к плохому. К утру трупы и осколки убрали, а кровь вымыли. Мы увидели совершенно чистую взлётную полосу, откуда утащили повреждённые выстрелами джип и автобус. Пассажиры как ни в чём не бывало деловито стремились встать первыми в очереди на вылет. С удовольствием включившись в известный диалог «я с вечера занимал, а вас здесь не стояло», мы тоже с воодушевлением принялись работать локтями и сумели улететь в Катманду вторым рейсом. Запаса шоколадок хватило до самой Москвы…

Но прежде была столица Непала, где тоже бурлили страсти. Не берусь судить о том, насколько демократично правил король Бир и насколько тоталитарно – король Гьян. Измученный годами гражданской войны, он объявил, что берёт на себя всю полноту исполнительной власти в стране на ближайшие три года. Король ввёл новые нормы цензуры, в частности недопустимость любой публичной критики своих действий в печати, запретил митинги и шествия, объявил в Катманду комендантский час. Большинство членов руководящих органов оппозиционных политических партий были отправлены за решётку. В то же время Гьян высказался за демократические перемены и предложил сформировать переходное правительство с включением туда оппозиции, в том числе маоистов.