Выкурив сигарету, женщина встала и под восторженный рев ушла со сцены. На ее место пришла вторая, – в упор не помню ее лица. Она принесла ксилофон, села перед залом в манере курильщицы, вставила в свою пещерку изогнутую металлическую палочку, и принялась стукать ею по клавишам! И не просто стукать – она даже выстучала вполне себе мелодию!
Я уже не мог изумляться и просто смотрел на все это, строя различные догадки насчет внутреннего строения этих девиц. Догадок у меня было много, но на один вопрос я так и не нашел ответа, – хочу ли я испробовать их таланты на себе. С одной стороны, ощущения с такими девчонками наверняка просто улетные. С другой – а вдруг ей что-то не понравится?!
Пока я так размышлял, девушка с ксилофоном ушла, а на ее место пришла третья. Она была некрасивой, грузной и двигалась, как борец. Я строил различные догадки насчет ее номера, но мои самые смелые предположения и близко не лежали с тем, что произошло в реальности… Она просто забила гвоздь молотком в доски сцены. Угадайте, каким местом она его держала!
Когда шляпка гвоздя вошла в пол, зал издал такой рев, что перекрыл даже гремящую музыку. Воздух кипел от яростного дыхания мужиков, пах вожделением, закручивался тугой энергией, которая искала выхода. Всех «морковок» за барной стойкой разобрали в минуту, – и наверняка многие из мужиков не дошли даже до их жалких комнаток, а набросились на девчонок прямо за заведением, спрятавшись за более-менее подходящую растительность.
– Это – большая Лулу, – наклонился ко мне Виталя. Вид у него был взъерошенный и возбужденный, – да и у меня, наверное, не лучше. – Ночь с ней стоит немыслимых денег. А идет она только с тем, кто ей нравится.
– Хорошая Лулу, – ответил я. – И ночью интересно, и ремонт делать поможет.
Виталя фыркнул, хлопнул меня по плечу и потянулся к своему вискарю. В это время на сцену вышли танцовщицы, – обалденные красотки в ярких роскошных нарядах, с кучей золотых украшений. К моей радости, они просто танцевали свои традиционные танцы.
Народ начал успокаиваться. Вдруг я заметил, что Виталя куда-то тянется через мою спину. Скосив глаза, я увидел, что в руке у него – рюмка с виски, которую он, – не успел я сказать и слова, опрокинул в бокал старичка!
– Ты охренел?! – прошипел я, нагнувшись к его уху.
– Да ладно тебе! Посмотрим, как Мафусаил разбуянится, – еле слышно фыркнул Виталя.
Я повернулся к соседям, не зная, что делать. В этот момент Петр Львович, который пялился на сцену так, словно там все еще была Большая Лулу, взял свой стакан и выпил его залпом, явно не чувствуя вкуса.
С минуту ничего не происходило: старичок все также смотрел на сцену, куда вышли новые танцовщицы – молоденькие девчонки в коротких юбочках. А потом в нем что-то изменилось. Петр Львович повертел головой из стороны в сторону, – медленно, как Терминатор или какая-то сущность, которая заняла собой чужое тело. Я не верил своим глазам, – старичок будто выпил оборотного зелья. Его подглазья набухли, глаза налились кровью, – как будто из оплывшего от времени дота на окружающих уставились два оптических прицела.
Петр Львович вскочил, с грохотом уронив стул. Рома, посмотрев на него, подниматься не стал. Он словно вжался в спинку своего стула, – глаза у парня были такими испуганными, словно он еще не пережил атомный взрыв, и вот уже оказался в эпицентре нового. Петр Львович стиснул кулаки, зубы и как будто даже оброс мускулами. Рома все же попытался удержать деда за руку, но старик так яростно отмахнулся, что парнишка улетел под стол.
Петр Львович отправился к сцене походкой бывалого качка, которому не впервой затевать мордобой. Ничего не подозревающие девушки продолжали танцевать.
– Прекратите .... ...... ......, ..... шлюхи! – громко и емко сказал Петр Львович об их слишком коротких юбках.
Сказано это было в таких выражениях, от которых у всех русских в баре со стуком упали челюсти. Слышали мы матюги в своей жизни, но таких закрученных и проникновенных – никогда. Старичок-то очень непрост, подумал я. Вряд ли он всю жизнь проработал в школе.
Впрочем, времени рассуждать не было. Я, Рома и ухмыляющийся Виталя кинулись к сцене, на которую уже взобрался Петр Львович. Сейчас он дергал танцовщиц за юбки, чтобы прикрыть им колени. То ли Петр Львович, заряженный виски, был ловок и неуловим, то ли танцовщицам было предписано не препятствовать клиентам в их желаниях, но девчонки не сопротивлялись. Юбки сдергивались прекрасно и действительно прикрывали колени, но зато обнажали всё, что до этого более-менее было прикрыто юбками.
Многие решили, что это – часть шоу. Мужики стали хлопать, аплодировать и кричать 'старикан-молодец', отчего красный цвет глаз Петра Львовича стал просто яростно-багровым.
Катастрофа разразилась, когда старичок сдернул юбку с очередной хрупкой девушки и увидел там дрын. Хотя он и был упакован в белые трусики с кружавчиками, трусики были весьма прозрачны, и никаких сомнений не оставляли.