Читаем Непарадигматическая лингвистика полностью

e. Теперь можно сказать, что второе место ослаблено при определенном задании, но язык стремится к парадигматичности, что показали, в частности, работы А. А. Зализняка. Я возвращаюсь к идее, что «ваккернагельность—не-ваккернагельность» – есть факт не столько типологии, сколько эволюции, то есть состояния данного языка на эволюционной оси.

2

Итак, фонетический принцип в определении сути клитик в целом не оправдывает себя. Но во всех работах упоминается и другой принцип, не менее важный, – синтаксический. А именно, то, что «клитичный» пласт обладает своим особым синтаксисом. И это, в общем, неоспоримо. В связи с этим встает достаточно новая для лингвистики проблема, а именно: проблема существования «сильных» и «слабых» местоимений в языках, не знающих прономинальных клитик, например в русском и немецком (см. обо всем этом выше).

В работе о немецких местоимениях выдвигалась легко оспариваемая концепция, согласно которой в случае противопоставления, подчеркивания, выделения и под. употребляются «сильные» местоимения. Это легко оспорить потому, что в подобных случаях уже можно будет говорить о «сильных» глаголах, существительных, прилагательных и т. д.

Уже упоминавшаяся выше А. Кардиналетти в соавторстве с Штарке [Cardinaletti, Starke 1999] пишет и о наличии в русском языке «сильных» и «слабых» местоимений. Аргументация здесь такая: важен тип антецедента. Если он одушевленный (human), то заменяющее его местоимение «сильное». Если же нет или возможно и то, и другое, – то местоимение будет «слабым». Таким образом, human/*nonhuman > strong; human/nonhuman > strong or weak.

В ответ на это появилась очень интересная и важная статья Я. Г. Тестельца (Testelets, http://testelets.narod.ru/strweak.Htm). Я. Тестелец приводит примеры возможной/невозможной координации, когда сочинение через местоимения действительно определяется одушевленностью/неодушевленностью антецедентов.

Например:

Я преподаю не физику (ее), а математику (*ее).

Я получил твои деньги (их) и еще 5000 рублей (*их).

Откройте дверцу (ее), наберите код (*его).

Откройте дверцу (ее), наберите код (*его) и включите сигнализацию (* ее).

Приведя множество таких и подобных им примеров, Я. Г. Тестелец приходит к выводу, что причина не-координации лежит не в местоимениях, а в том, что в русском языке допускается замена только левого из местоимений. Это наблюдение можно считать глубоко нетривиальным.

Действительно, русский язык просто избегает сочинительных конструкций даже при упомянутых антецедентах, если они относятся к неодушевленным референтам. Например, представим себе такие диалоги:

(а) – Что ты видишь в комнате?

Мужчину и девушку.

– Убей его и ее.

(б) – Что ты видишь в кухне на столе?

– Тарелку и стакан.

*– Принеси ее и его.

Это невозможно в нормальном речеупотреблении. И, однако, стоит только добавить и, как ситуация меняется: Принеси и ее, и его. Возможно, здесь и также играет роль полуартикля (см. в: [Николаева 1985/ 2004] примеры вроде А ты пойди в бухгалтерию – Я и был там и под.) И все же русское словоупотребление избегает подобных выражений, заменяя синонимичными вроде Принеси и то, и другое или Принеси их и под.

Употребление первого местоимения при неодушевленных антецедентах предполагает именование его в предыдущем контексте. Например, Что, я должен вставить ключ? – Да, вставь его и включи сигнализацию. Таким образом, можно вполне согласиться с Я. Г. Тестельцом, что подобная анафорика диктуется не местоимениями, а прагмасинтактикой.

Некоторые общие выводы к разделу « Клитики». 2.

Эту цепочку результирующих положений мы считаем для нашей работы окончательным выводом для данного раздела:

1. Партикулы и те элементы, которые считают клитиками, пересекаются лишь частично. Клитичными могут быть не-партикулы, например, краткие формы местоимений вроде -му, предлоги, наречия и т. д. Напротив, партикульный кластер вроде даже может открывать высказывание и не быть клитичным. Это частичное пересечение с любыми таксономическими классами характерно для партикул в целом. Подтверждается оно и на этом языковом фрагменте. Все эти проблемы по сути связаны с объемом фонетического слова и ни с чем иным.

2. Так называемые «прономинальные клитики» составляют в этом отношении как бы «государство в государстве», хотя именно они обычно приводятся в качество примеров клитик.

Перейти на страницу:

Все книги серии Studia Philologica

Флейта Гамлета: Очерк онтологической поэтики
Флейта Гамлета: Очерк онтологической поэтики

Книга является продолжением предыдущей книги автора – «Вещество литературы» (М.: Языки славянской культуры, 2001). Речь по-прежнему идет о теоретических аспектах онтологически ориентированной поэтики, о принципах выявления в художественном тексте того, что можно назвать «нечитаемым» в тексте, или «неочевидными смысловыми структурами». Различие между двумя книгами состоит в основном лишь в избранном материале. В первом случае речь шла о русской литературной классике, здесь же – о классике западноевропейской: от трагедий В. Шекспира и И. В. Гёте – до романтических «сказок» Дж. Барри и А. Милна. Героями исследования оказываются не только персонажи, но и те элементы мира, с которыми они вступают в самые различные отношения: вещества, формы, объемы, звуки, направления движения и пр. – все то, что составляет онтологическую (напрямую нечитаемую) подоплеку «видимого», явного сюжета и исподволь оформляет его логику и конфигурацию.

Леонид Владимирович Карасев

Культурология / Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука
Япония: язык и культура
Япония: язык и культура

Первостепенным компонентом культуры каждого народа является языковая культура, в которую входят использование языка в тех или иных сферах жизни теми или иными людьми, особенности воззрений на язык, языковые картины мира и др. В книге рассмотрены различные аспекты языковой культуры Японии последних десятилетий. Дается также критический анализ японских работ по соответствующей тематике. Особо рассмотрены, в частности, проблемы роли английского языка в Японии и заимствований из этого языка, форм вежливости, особенностей женской речи в Японии, иероглифов и других видов японской письменности. Книга продолжает серию исследований В. М. Алпатова, начатую монографией «Япония: язык и общество» (1988), но в ней отражены изменения недавнего времени, например, связанные с компьютеризацией.Электронная версия данного издания является собственностью издательства, и ее распространение без согласия издательства запрещается.

Владимир Михайлович Алпатов , Владмир Михайлович Алпатов

Культурология / Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука

Похожие книги