Непереводимое в переводе

ках, т. е. отличаются друг от друга только по коннотатив-ному значению, по колориту¹. Подобный пример мы приводили, сравнивая такие реалии, как зеннер, гаучо и ковбой (с. 64). В том же плане верховными органами власти являются в Польше сейм, в Советском Союзе Верховный Совет, в Испании и Португалии кортесы, в Турции меджлис, в Болгарии Народное собрание, в ФРГ бундестаг, в Швеции риксдаг, в Норвегии стортинг, в Дании фолькетинг, в Израиле кнессет; все это парламенты, сходства и различия между которыми не больше, чем, допустим, между английским парламентом и парламентом французским, но их традиционные названия представляют собой характерные национальные реалии. Точно так же англ, лендлорд, нем. юнкер, болг. чорбад-жия, рум. чокой, инд. джагирдар и заминдар — крупные землевладельцы и эксплуататоры, родственные души любого плантатора или русского дореволюционного помещика. У каждого есть свои, присущие только ему одному (национальные, исторические), черты. Однако, если бы их даже и не было, если бы они по своему содержанию были так же похожи друг на друга, как только что отчеканенные монеты, национальный и исторический колорит не допустил бы замены при переводе одного другим, хотя бы в двух соседних и даже родственных странах: чокой не годится в описании болгарского быта времен османского владычества вместо чорбаджии, как и стортинг никак нельзя заменить риксдагом; такая замена разрушила бы колорит, точнее — заменила бы одну окраску другой, а это привело бы к анахронизмам и аналоциз-мам, в конечном счете — к разрушению гармонии, называемой жизненной правдой.

Это хорошо видно при сопоставлении таких близких по семантическому содержанию слов, как хайдутин и клефт. И тот, и другой — «крестьяне-партизаны, боровшиеся против турецкого господства»; и тот, и другой «нападали главным образом на местных турецких феодалов и представителей турецкой администрации, а также и на своих землевладельцев, которые и дали им прозвище «воры» или «разбойники»", и те и другие действовали в одну и ту же историческую эпоху — время османского владычества на Балканах. Эти сведения о клефтах, по-

¹ Ср. у. А. Д. Швейцера: «Культурно-этнографическое различия нередко лежат в основе существенных расхождений в конно-тативном значении денотативно эквивалентных знаков». (Перевод и социолингвистика. Тезисы. — ТПНООП, ч. I, с. 68)

108

черпнутые из БСЭ, как показано, вполне относятся и к хайдутам; только в одном они различны: хайдутин — болгарин, а клефт — грек. Но этого вполне достаточно, чтобы в переводе, скажем, с греческого на болгарский язык клефта нельзя было перевести хайдутином и наоборот.

При таких «сериях» близких в предметном отношении, но разных по колориту реалий решающим при переводе является колорит, в последнем, как и в большинстве случаев, национальный, а реже — исторический. Поэтому йети — снежного человека в Гималаях — нельзя поселить в Австралии, где он называется йови, как нельзя послать саскаватча — североамериканского снежного человека Скалистых гор — в Гималаи.

Коннотация, а в том числе и колорит, является частью значения, а следовательно, подлежит переводу наравне с семантическим содержанием слова. Если этого сделать не удалось, если переводчик сумел передать только семантику лексической единицы, то для читателя перевода утрата колорита выражается в неполноте восприятия образа, т. е., по существу, в его искажении. Яркий пример такой утраты колорита подлинника приводит О. Н. Семенова', говоря о переводе на эстонский язык слова бармы, утратившего при этом значение символа царской власти.

Впрочем, об утрате колорита при переводе, т, е. в плоскости двух языков, мы говорили и выше, а здесь ставится вопрос об утрате уже попавшей в другой язык реалией колорита в плане этого языка, т. е. в том случае, когда по тем или иным причинам коннотация данной реалии как бы угасает, стирается, как изображение на старой монете. Такое стирание колорита должно бы логически привести к тому, что реалия перестанет быть реалией и превратится в рядовое, неокрашенное слово.

Чтобы отличить это явление от утраты колорита при переводе, мы пользуемся термином «стирание» колорита или коннотации («стертая реалия» — по аналогии с понятием «стертая метафора»), как наиболее выразительным для обозначения описываемого явления.

«Некоторые слова, принадлежавшие к экзотической лексике [в нашей терминологии — реалиям], могут быть в дальнейшем совершенно освоены языком и утратить свой экзотический характер. Ср. ит. макароны, вос-

¹ Семенова О. Н. Указ, соч., с. 65.

109

точное тюбетейка и др.» (разрядка наша — авт.)¹. Прежде чем рассматривать это довольно категоричное суждение, попробуем выяснить, какие причины приводят к стиранию колорита и как оно отражается на переводе текста.