Непереводимое в переводе

Приведенные примеры позволяют установить некоторые закономерности в применении такого оформления литературных образов. Точность цифровых показателей, как и следует ожидать, не играет той решающей роли, которую она имеет в научно-техническом тексте; закономерной будет скорее приблизительность. Поэтому в художественном тексте так часто можно встретить и не отличающиеся высокой точностью обозначения, вроде «фунта три», «на аршин и более», «чуть не на полсажени», «една-две оки», «до седем лакти», a span or so, more than two pounds, etwa zwei Morgen, fast drei Ellen lang, environs dix arpents и т. д.

Даже там, где приблизительность не обозначена соответствующим оборотом, размеры, вес, расстояние, объем не воспринимаются как точные, а закономерно округляются. Кроме того, бросается в глаза очень тесная семантическая спаянность реалий-мер с их непосредственным окружением и, в частности, с числительными: «в сотнях верст» = очень далеко, «на пять сажен выше» = намного выше, «целых двести десятин» = очень большая площадь и т. д.

И, наконец, еще один вывод, уже непосредственно касающийся перевода реалий-мер: приблизительное их значение чаще, чем при других реалиях, можно вывести из узкого контекста, т. е. нередко художественный образ бывает более или менее понятным и без знания точных величин соответствующих единиц. Прочтя: «Мы обрабатываем целых 14 танов земли», читатель может не знать, сколько составляет 1 тан, чья это единица и на каком языке, но из контекста ему ясно, что речь идет о мере поверхности и что «целых 14 танов» должно быть очень много. Точно так же, если о самой высокой точке на острове пишут: «всего пятьдесят футов над уровнем моря», то это, вероятно, очень мало.

Сравнительно реже в художественном тексте реалии-меры могут обозначать и точные количества и размеры. «Они прошли в докторский кабинет; больной сам встал на платформу небольших десятичных весов: фельдшер, свесив его, отметил в книге против его имени

157

109 фунтов. На другой день было 107, на третий 106» Ч Вес больного, в отличие от веса дьякона Олимпия у А. И. Куприна, указан точно, что опять же соответствует художественному замыслу автора. Вполне естественно, что, когда в оригинале использованы привычные для научной или технической литературы средства — термины, цифровой материал, четкие сухие формулировки и т. п., автор перевода должен использовать те же или такие же приемы: здесь не подойдут вполне допустимые при обычной передаче реалий-мер приблизительные или произвольно взятые величины.

3. Итак, бывает, что, когда читателю из контекста понятно значение чужой реалии-меры только в общих чертах, более или менее, этого не всегда достаточно для реалистического перевода. Осмысление незнакомой реалии-меры в узком контексте происходит в его сознании главным образом за счет числительного, а также и некоторых «наводящих» слов — «всего», «целых», «не больше» и т. п.; что же касается значения самой реалии, то очень часто наблюдается как бы неосознанное приравнивание его к величине собственной меры того же ранга. Таким образом, при всей «понятности» получается некоторое смещение («пять сажен» можно невольно приравнять к «пяти метрам») и недостаточная четкость образа. Поэтому в ряде случаев художественный образ при переводе намного выигрывает в яркости и четкости, если читатель вместо непонятной чужой реалии встретит реалию знакомую, привычную, которая создает в его воображении требуемый образ. В самом деле, если колорит произведения не зависит в значительной степени от окрашенности данной реалии-меры, зачем навязывать русскому или другому не англоговорящему читателю бушели — меру, не создающую у него количественного представления, когда целесообразнее перевести ее в килограммы, центнеры, тонны (конечно, со всей необходимой осторожностью) ?

Когда, допустим, англичанин, автор исторического романа, приводит в англ, милях расстояние, пройденное Александром Македонским от Греции до Персии, переводчик мог бы, видимо, перевести мили в «километры»: национальный колорит от этого не пострадает, поскольку обе меры — в равной степени аналоцизмы для Древней Греции и для Персии, но зато читатель перевода получит

¹ Гаршин  В.  М.  Указ, соч., с. 190.       :     'О   ,     '*  •'.••.•.••••••     ,'•/

158

о походе великого полководца такое же впечатление, что и читатель подлинника. Миля, однако (не английская, конечно), имеет немаловажное преимущество перед «километром»: как путевая мера, она существовала в те времена — правда, не у греков, а у римлян, — но при ее употреблении не получится, по крайней мере, анахронизма. Вот почему «километр» употреблять здесь не стоит; миля будет меньшим злом, которое остается на совести автора, а более подходящим, хотя и спорным, приемом в смысле правомерности (переводчик делается в некоторой степени соавтором) было бы дать это расстояние в приблизительном пересчете на стадии или парасанги (1 парасан-га = 30 стадий). Мы касаемся лишь конкретного эпизода, который нужно увязать с текстом в целом.