Вообще прибегать к замене одних мер другими нужно осторожно во избежание нарушения колорита, исторической правды, общего тона. Можно посоветовать несколько решительнее производить такие замены в области термометрии, но, конечно, и здесь, всегда опираясь на контекст. Например, жалуясь на нестерпимую жару в одном месте своих очерков «Фрегат «Паллада», И. А. Гончаров указывает температуру 20 или 23°. Если переводчик механически перенесет это в свой текст, то читатель перевода на любой язык будет немало удивлен: какая же это жара? Между тем И. А. Гончаров везде дает температуру по почти незнакомой — вообще забытой — шкале Реомюра, упоминая об этом только в одном месте; так что 23° — это уже без малого 30°С. С другой стороны, читая северные рассказы Джека Лондона и встречая выражения вроде «5° мороза», любой европеец (за исключением англичанина) пожмет недоуменно плечами. Но это — читатель, а переводчик должен знать, что «по-нашему», по шкале Цельсия, это в самом деле холодно —15° мороза, так как Дж. Лондон пользуется действующей и поныне в Англии и Америке шкалой Фаренгейта. Поэтому в его южных рассказах можно встретить жару, примерно, в 85°, что будет не выше тех же 30° по Цельсию. Так что здесь затруднение для переводчика несколько иного характера. Замена одной шкалы другой (с соответствующим пересчетом) большей частью не вызывает серьезного смещения колорита: 15° мороза — это очень низкая температура, и читатель, получив это впечатление сильного холода, вряд ли будет доискиваться, в каких градусах он измерен. Но чтобы добиться этого «эффекта нейтральности», переводчик должен, во-первых, твердо знать,
•:..•-•••£ • - ?-, • 159
что 100°C = 80°R = 212; но О°С и R = 32°F; во-вторых, учитывать, когда, где, по какой шкале измеряли (измеряют) температуру; в-третьих, быть уверенным, что контекст позволяет такую замену; в-четвертых, если позволяет, то достаточно последовательно и точно произвести ее; отступления в отношении последовательности допустимы лишь за счет каких-нибудь функциональных аналогов.
В таких случаях, когда самой реалии как лексической единицы в тексте нет, когда только подразумевается то или иное понятие, как при употреблении данной температурной шкалы, мы иногда говорим о «с к р ы т ы х реалиях» (см. также гл. 9).
4. Несколько ослабленный колорит многих реалий-мер, их приблизительные, «округленные» значения, а также участие в построении художественного образа, т. е. тот факт, что они действуют не столько на рассудок, сколько на воображение читателя, позволяет в ряде случаев наиболее удачным считать перевод при помощи именно функционального аналога. При таком решении можно обеспечить полную нейтральность замены, где это необходимо, а в случае надобности — и передачу соответствующей национальной и/или исторической окраски. Тот же герой «Олеси», чтобы задобрить ворчливую Мануйлиху, «захватил с собою полфунта чаю и несколько пригоршен кусков сахару»
В аналогичных случаях, когда удобнее всего давать лишенный национальной окраски перевод, можно с успехом заменять
до убитого турка «сажени две», переводчик может свободно представить это расстояние в шагах, несмотря на то, что Иванов шагать не может, а будет ползти.
5. Есть, однако, некоторые положения, в которых переводчику приходится сохранять исходные цифровые данные или меры, и в таком случае наиболее подходящим приемом передачи реалий-мер — явных и скрытых — останется транскрипция.
Переносить реалию-меру в текст нужно, как и другие реалии, в тех случаях, когда она является организующим фактором, — стоит в центре внимания в данном узком контексте. Например, когда автор, говоря о выставке, пишет, что ему надолго запомнится «набор бронзовых эталонов от двух фунтов до двух пудов... образцовый аршин, питейные меры.., китайские лент ы, египетские р о т л и»
! (разрядка наша —