Неписанная любовь (ЛП)

Наступает неловкое молчание, и мое беспокойство возрастает. Ее жесткий взгляд, кажется, смягчается, и это дает мне некоторую надежду.

— Тебе не нужно меня умолять, — говорит она мягким голосом.

— Я в отчаянии, Элеонора, — мой голос напряжен.

Она слегка толкает меня, и я теряю равновесие, но не из-за ее силы, а из-за небольшого смешка, который она издает.

— В достаточном отчаянии, чтобы перестать называть меня полным именем? Потому что, хотя я и люблю его, оно напоминает мне о моей бабушке.

Я усмехаюсь, притворяясь, что тепло в моей груди — это результат моих нервов, а не реакция на ее прикосновение.

— Что угодно, только не это.

Сначала я делал это исключительно для того, чтобы досадить ей, но потом обнаружил, что мне нравится, как она вздрагивает каждый раз, когда я называю ее полным именем. Она всегда так мило закатывала глаза.

Мило?

Дерьмо. Не мило.

Смешно. Смешно закатывала глаза.

— Ладно, — пробормотала она. — Ну, эта небольшая беседа была замечательной и все такое…

— Хорошо. Я перестану называть тебя Элеонорой.

Она покачивается на пятках.

— Я должна отказать…

— Но ты этого не сделаешь, потому что ты нам нужна.

— Хорошо. Я соглашусь, но только если ты повторишь это еще раз, умоляя на коленях.

Из меня вырывается короткий, но глубокий смех, который удивляет нас обоих.

— О боже!

Я поднимаю ладонь вверх.

— Не…

— Ты смеялся! — ее улыбка прорезает ледяной внешний слой моего холодного сердца. Я несколько месяцев гадал, каково это — быть свидетелем безудержное счастье Элли, и это гораздо приятнее, чем я ожидал.

Но меньше всего нам нужно, чтобы я умилялся из-за одной-единственной улыбки, как бы сильно она мне ни нравилась. Поэтому я поднимаю глаза к потолку и молю о помощи.

— Кажется, я со школьных времен не слышала, чтобы ты смеялся, — она будто говорит сама с собой.

Эти слова удивляют меня.

— Следишь за мной с тех самых пор, да?

Ее щеки становятся розовыми.

— Нет.

Мое тело горит от этой мысли.

— Уверена в этом?

— Ты же понимаешь, что не все в старшей школе были одержимы тобой? — ее щеки из розовых превращаются в пунцовые.

— Ничего страшного, если ты была в меня влюблена, — по словам Далии и Лили, большая часть школы была в меня влюблена.

— Ты был не в моем вкусе.

— Я был во вкусе каждого, — поддразниваю я, наслаждаясь тем, как румянец разливается по ее шеи.

— Сначала ты посмеялся, а теперь еще и шутишь? Кто ты такой и что ты сделал с прошлым Рафаэлем?

Не уверен, но у меня такое чувство, что Элли сможет подтолкнуть меня к знакомству с новой версией меня, хочу я этого или нет.

Глава 16

Элли

На следующее утро я появляюсь в доме Лопесов рано утром с чемоданом, полным моей одежды, и с бодростью, которой не хватало всю прошлую неделю.

Мой босс открывает входную дверь в дорогих джинсах, демонстрирующих его мускулистые бедра, черной футболке, которая облегает его тело, но не бросается в глаза, и его заветных часах Richard Mille. Бриллианты сверкают в лучах утреннего солнца, поднимающегося позади меня, но я быстро отвлекаюсь на вены, струящиеся по его руке.

Физически Рафаэль — один из самых привлекательных людей, которых я знаю. Забудьте. Он и есть самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела, а это говорит о многом после нескольких лет, проведенных в Лос-Анджелесе среди моделей, актеров и начинающих музыкантов.

Я не могу сдержать трепета в животе и учащенного сердцебиения, когда смотрю на него, хотя изо всех сил стараюсь не обращать на это внимания.

Я поднимаю взгляд и вижу, что его темные глаза уже сфокусированы на моем лице.

— Не обращай на меня внимания, — он ухмыляется. Это мимолетное выражение так напоминает мне о его более юной версии, которая улыбалась так же часто, как и смеялась, и меня удивляет, что я хоть раз смогла увидеть его в таком настроении.

Я качаю головой.

— Я вижу, ты отказался от стиля дровосека.

— Тебя это расстраивает?

— Ни чуть, — хотя «расстраивает» — не совсем подходящее слово. Скорее, я переживаю за себя, хотя никогда не признаюсь ему в этом вслух.

Он прислонился к дверному косяку.

— Это потому, что я больше не буду рубить дрова для каминов?

Я подавилась следующим вдохом.

— Почему это должно меня расстраивать?

— Потому что иногда я замечал, как ты пялилась на меня через окно.

Я молюсь, чтобы земля провалилась подо мной и поглотила меня целиком, потому что в аду наверняка лучше, чем здесь.

— Я не пялилась на тебя, — мой защитный тон выдает меня.

— Подумал, что лучше будет выразиться вежливо, чем сказать правду.

— Какую?

— Ты пускала слюни.

— Хватит фантазировать, — говорю я с шипением.

Он пожимает плечами, не обращая на это ни малейшего внимания.

— Не нужно смущаться. Мило видеть, на что ты готова пойти, чтобы подсмотреть за мной.

Мило? Клянусь, я никогда не ненавидела это слово сильнее, чем сейчас.

— Pendejo (Придурок), — я выругалась словом, которое он сам уже говорил бесконечное количество раз.

Его брови приподнимаются.

— Прости?

— Ты сам меня слышал.

— Это плохое слово.

— Я знаю, — я ухмыляюсь.