Неписанная любовь

Глаза Уиллоу смягчаются.

— Ты никогда не узнаешь, если не попробуешь.

— Я…

Улыбка Лоренцо выходит отрепетированной и не достигает его холодных, мертвых глаз.

— Хотите знать мое мнение?

Мы с Уиллоу одновременно говорим «нет», за что получаем хмурый взгляд.

— Я пытаюсь быть милым, — говорит он ровным тоном, от которого у меня на затылке волосы встают дыбом.

Мой нос подергивается.

— Боже, прошу тебя, перестань. Это для тебя неестественно.

Я не так давно знаю Лоренцо, но понимаю, что он дает советы не потому, что он хороший парень. Он едва терпит нас с Уиллоу, даже из кожи вон лезет, чтобы напомнить нам, что мы не друзья, хотя учитывая как много времени он проводит здесь с нами, кажется совершенно обратное.

Сначала я беспокоилась, что он может заинтересоваться Уиллоу, но не сразу поняла, что их отношения далеки от романтических. Он относится к ней как к надоедливой младшей сестре, а она называет его своим давно потерянным четвертым братом.

Лоренцо явно одинок и ищет общения, и его просто съедает изнутри осознание того, что он нашел его в нас.

Его глаза сужаются.

— Ты просто хочешь, чтобы я заткнулся, потому что Уиллоу слишком милая, чтобы обвинять тебя в твоем дерьмовом решении.

Такое ощущение, что он ударил меня в живот.

— Прости?

— Я думаю, что отказать Коулу очень просто. Наверное, это самое простое, что ты когда-либо делала, кроме побега из Лос-Анджелеса, если уж говорить начистоту.

Глаза Уиллоу расширились.

— Стоп. Давай не будем переходить к…

Я прерываю ее, говоря ему:

— Ты ничего обо мне не знаешь.

— Не хочу тебя расстраивать, но ты не такая уж сложная и многослойная, какой себя выставляешь, хотя вы, артистичные натуры, очень любите себя такими изображать, — он отряхивает невидимую ворсинку со своих брюк и отбрасывает ее в сторону. — Полагаю, это делает вашу музыку лучше.

Моя кровь закипает под кожей.

— Ты такой засранец.

— Лучше так, чем быть трусом.

Я вскакиваю на ноги и тычу пальцем в его сторону.

— Я не трусиха.

— Тогда почему ты ему отказала?

Я вскидываю руки в отчаянии.

— Потому что я боюсь!

Он издает довольный звук и возвращается к экрану своего телефона, притворяясь, что он только что не заставил меня признать правду вслух.

Как бы я ни ненавидела Лоренцо за то, что он так на меня надавил, он прав. Я трусиха. Трусиха, которая боится показать себя и снова обжечься.

— Бояться — нормально, — мягкий голос Уиллоу пробивается сквозь холод, окружающий меня. — После того как Дариус воспользовался тобой — нет, после того как он домогался тебя — ты имеешь полное право бояться возвращения на сцену.

Ноздри Лоренцо раздуваются.

— Что он сделал?

— Мы не будем об этом говорить, — говорю я решительным тоном, не оставляя места для дискуссии.

Уиллоу беззвучно произносит «извини», прежде чем заговорить.

— Коул кажется хорошим парнем.

Я вздергиваю голову.

— Как и Дариус когда-то.

Глаза Лоренцо сужаются, но, к счастью, он воздерживается от дальнейших вопросов о нем.

— Но теперь ты более осторожна. Ты знаешь, каких признаков стоит остерегаться, и у тебя есть возможность уйти в любой момент.

Я вздыхаю.

— Я не уверена.

Уиллоу обнимает меня.

— Не позволяй своему страху перед прошлым остановить тебя от будущего, которого ты хочешь.

— Я же не хочу бояться.

— Никто не хочет.

— Но я все время думаю… А что, если у меня не получится?

Уиллоу отпускает меня с насмешкой.

— Как будто ты можешь написать плохую песню.

Я бросаю на нее взгляд.

Она хмыкает.

— Мы не считаем среднюю школу.

— Коулу может не понравится все, что я напишу.

Улыбка Уиллоу маленькая, но уверенная.

— Ну, ты никогда не узнаешь, если не попробуешь.

Глава 20

Элли

За всю свою жизнь я дважды летала на самолетах, и оба раза пережила, стиснув зубы, в холодном поту и с урчанием в животе, которое никак не утихало. Раньше мне легко удавалось избегать этого страха, поскольку моя семья выбирала места для отдыха, куда мы могли доехать на машине, но теперь у меня больше нет такой роскоши.

Уиллоу предложила мне выпить какую-нибудь таблетку, которая поможет перенести перелет, но я так и не набралась смелости поговорить с Рафаэлем о приеме прописанных лекарств во время рабочего дня. Признаваться в своем страхе вслух было глупо, особенно перед человеком, у которого есть собственный частный самолет и паспорт, в котором проставлены штампы многих стран, поэтому я держала свои страхи при себе.

Когда я предложила, чтобы я полетела коммерческим рейсом, а Нико и Рафаэль — на частном самолете, Нико наложил вето на эту идею, но потом вызвался лететь со мной. Его отец был против, но Нико не отступил, только потому, что я по секрету сказала ему, что мне нравятся большие самолеты. Я никогда не объясняла почему, но, к счастью, он и не спрашивал.

Рафаэль же несколько раз задавал мне вопросы, почему я хочу лететь коммерческим рейсом вместо частного самолета, но я всегда находила выход из положения, прежде чем мне приходилось отвечать ему.

Как и сегодня.