Непобедимый разум. Наука о том, как противостоять трудностям и невзгодам

Однако истинная важность моего отрицания не была для меня очевидной, пока мне не поставили диагноз посттравматического стрессового расстройства. Беспокойство, возникшее у меня после этого, отличалось от того, что я испытывал прежде. Оно мешало мне жить. Мне стало понятно, что два столкновения с реальной возможностью умереть лишили меня способности верить в то, что я никогда не умру. Одно дело – осознавать неминуемость смерти, и совсем другое – поверить в это. Чем-то это похоже на то, что вы, с одной стороны, знаете, как работают законы гравитации, а с другой – теряете сознание от страха, стоя у края крыши высотного здания. Болезнь заставила меня понять, что во мне нет ничего уникального (хотя в глубине души я всегда верил в свою особость). Я, как и остальные, – просто кусок мяса, который рано или поздно протухнет.

Я почувствовал себя как одна из моих давних пациенток, Рита, которая на протяжении всего нашего знакомства панически боялась смерти и требовала (как маленький ребенок) постоянных подтверждений того, что все будет хорошо. Каждая простуда казалась ей онкозаболеванием, каждый приступ боли в груди – сердечным приступом, а бессонница означала, что она умирает. Несмотря на постоянное употребление антидепрессантов и препаратов, снижавших беспокойство, она продолжала испытывать страх, настолько сильный, что иногда не могла выйти из дома. В общем, беспокойство делало ее безутешной и превращало ее жизнь в безрадостный кошмар.

И теперь я понял ее, как никогда раньше. Как и у нее, страх смерти просыпался во мне при малейших реакциях организма. Небольшое напряжение в груди, сыпь на руках или тремор пальцев – и я ощущал ужас. И хотя я понимал, что такая реакция избыточна, каждый новый симптом заставлял мой мозг доктора судорожно делать ужасающие выводы. Теперь я, как никогда раньше, знал, что со мной действительно может случиться плохое.

Я всегда считал, что разрушение иллюзий дает счастье, а не отнимает. Однако теперь появилось исключение: я страдал от своего знания так же сильно, как и после разрыва отношений со своей первой подругой. Честно говоря, когда я отрицал смерть, то был счастливее. К счастью, мое беспокойство постепенно сошло на нет, я снова научился обманывать себя и верить в свою исключительность. Я решил, что благодаря комбинации удачи и правильного поведения смогу отсрочить смерть надолго. Мои мысли (и беспокойство) по этому поводу исчезли, как голова черепахи под панцирем.

Однако я счел этот результат неудовлетворительным. Теперь у меня вызывали волнение даже незначительные травмы или симптомы, которых я раньше просто не замечал. И хотя казалось, что мое эмоциональное восприятие своей смертности скрылось глубоко, я помнил, как зависим от него.

Я хотел чем-то помочь и Рите, которая боролась со своим беспокойством с 1996 года, когда у нее случился сердечный приступ. Поначалу кардиолог прописал ей успокоительное, однако лекарство не помогло, и он направил ее ко мне. Поразившись тому, насколько силен у Риты страх смерти и насколько ужасной стала ее жизнь, я увеличил дозу препаратов, добавил еще один и направил ее к психиатру. Тот прописал ей антидепрессанты и сеансы психотерапии.

Однако ни лекарства, ни терапия не помогали. Психиатр начал экспериментировать с разными видами медикаментозного вмешательства, и мы все надеялись, что благодаря новым лекарствам состояние Риты улучшится. Увы. Каждый раз, когда я видел ее и спрашивал, как у нее дела, ее ответ был одним и тем же: «Я постоянно боюсь. И я не знаю, как смогу это вынести».

Я использовал все известные мне нефармакологические стратегии. Когда мне показалось, что сочувствие ухудшает положение, я сменил тактику и начал давить на нее, чтобы она начала бороться с причинами и проявлениями своего страха. Я предложил ей оценивать степень своего страха в каждый момент, чтобы хотя бы немного вывести ее из состояния полной включенности. Но через некоторое время она сказала, что ей сложно делать такое в одиночку и это не дает ей облегчения. Когда я предложил ей заняться чем-нибудь интересным для нее, чтобы отвлечься, она сказала, что у нее нет никаких увлечений. Я даже начал демонстративно выражать нетерпимость к ее нытью (фразам вроде «Я буду жить?»). Я делал это не для того, чтобы справиться с разочарованием (довольно сильным), а чтобы исключить любое потакание ее поведению. Но и это не помогло, что было совсем неудивительно.