Непобедимый разум. Наука о том, как противостоять трудностям и невзгодам

Память об этом не смогла полностью защитить меня от сильного страха, с которым я столкнулся через двадцать лет. Но недавние исследования показывают, что иногда это возможно. Исследователь Чарльз Гроуб с коллегами давал галлюциноген двенадцати пациентам с онкологическим заболеванием в серьезной стадии. Цель эксперимента состояла в пробуждении у них впечатлений, схожих с теми, что я испытал в юности. В результате их беспокойство снизилось почти на 30 % (по данным психометрического тестирования), и этот эффект длился почти полгода после принятия препарата{286}. И хотя нельзя исключать и влияния иных лекарств, в ходе еще одного исследования 94 % участников, получавших этот галлюциноген и испытавших (опять же по данным психометрического тестирования) «полноценный» мистический опыт, оценили его как самое важное событие в их жизни. Позже почти все они говорили об этом опыте как об основной причине их постоянно повышавшегося ощущения благополучия{287}.

Главный вывод исследования не в том, что лекарства такого рода могут обеспечить путь к просветлению, а в том, что жизнь с постоянным и непростым восприятием глубоких внутренних взаимосвязей может потребовать регулярной практики и способности взаимодействовать с миром без галлюциногенных искажений. Исследование показывает, что даже краткие мистические ощущения могут влиять на наш уровень страха в долгосрочной перспективе. Даже при краткосрочном отключении от привязанности к собственной личности взгляд на себя как часть целого оказывает сильное успокаивающее воздействие.

Не всегда ясно, в чем причины такого спокойствия: в самом мистическом опыте или в вере в жизнь после смерти, возникающей из-за него. Многие люди, столкнувшиеся с этим (в частности после употребления наркотиков), решили, что жизнь бесконечна, поэтому больше не боятся смерти. Те, у которых нет подобной веры, часто говорят мне, что боятся смерти. Остался этот страх и у меня.

Реальность или состояние мыслей?

Но даже если у нас и есть вера, снижающая страх смерти, можно ли на нее полагаться? Разумеется, наш мозг может сформировать любое ощущение, в том числе просветление. Нет никаких объективных и однозначных оснований полагать, что новое восприятие адекватно отражает реальность. Оно может возникать из-за того, что наш мозг просто хотел оказаться в оптимальном для себя состоянии. Мы этого не знаем наверняка.

Однако все это не имело для Риты никакого значения. Она уже попробовала нитирэн-буддизм – безуспешно. Я не был готов предложить ей лечение с помощью галлюциногенов (или контролировать его ход) и понял, что вряд ли смогу помочь ей справиться с беспокойством. Тем не менее я решил сделать все возможное, чтобы решить ее проблему.

Однако при ее следующем визите я был приятно удивлен, обнаружив, что впервые за все время нашего знакомства беспокойство Риты немного снизилось. Ушли и обычные трагичные рассказы о том, что она может скоро умереть или что ее муж не хочет быть рядом с ней. Обсудив несколько незначительных жалоб, я заметил, что она менее обеспокоена, чем обычно, и спросил, в чем причина.

Она ответила, что ее сын потерял работу и вернулся к ней с мужем. Когда же я спросил, почему несчастье сына снизило ее волнение, она ответила, что рада не тому, что сын стал безработным, а тому, что он может проводить с ней больше времени. Я отнесся к ее объяснениям скептически, но не мог не отметить, как полезна радость для подавления страха. Я беспокоился, что такое освобождение от страданий не продлится долго, однако был рад тому, что оно все же наступило.

Через неделю произошло еще одно неоднозначное событие: Рита переходила дорогу рядом с домом, и ее сбил автомобиль. Врач отделения неотложной помощи, куда она поступила, сказал мне, что ее привезли без сознания, со сломанной ногой и поврежденным легким. Ее поместили в реанимацию и подключили к аппарату искусственной вентиляции легких.

Придя к Рите в больницу на следующий день, я увидел, что она уже в сознании, не пользуется аппаратом и активно общается с мужчиной, сидящим на стуле рядом с ее кроватью.

– Доктор Ликерман! – воскликнула она, когда я заглянул в палату. – Заходите! Это мой сын Джереми. Джереми, это доктор Ликерман.

Мы поздоровались, и Джереми сказал:

– Мы как раз говорили с мамой, как бы побыстрее забрать ее отсюда.

Я покачал головой.

– Придется спросить об этом ее лечащего врача. Я просто посетитель и хотел убедиться, что с Ритой все в порядке.

– Да, все хорошо, – сказала Рита и махнула рукой. – Не беспокойтесь. Я совсем скоро отсюда выйду.

Я ошеломленно взглянул на нее. Куда делась боязнь медицинских процедур, страдания от возможных фатальных осложнений и смерти в одиночестве на стерильной больничной койке? Я попытался найти следы беспокойства, прячущегося за безмятежностью, но так и не нашел их. Я ожидал, что Рита будет ждать от меня привычных утешений, но она вообще на меня не смотрела. Все ее внимание было приковано к сыну.