«…Приезжайте сюда. Три-четыре раза в неделю в маскараде будете да два-три раза в театре. Бываю и я, коли здоровье позволяет: в постели не лежу, в четырех стенах не сижу, да, на горе мое, прекрасная невская вода так мне желудок расстроила, что оный супротив меня беспрестанно бунтует, а от здешнего воздуха развелась в нем бездна паразитов, кои меня вконец измучили. Головные и грудные боли не оставляют.
Je suis maigre, acharne, comme ane sans etable,
Papeil en tout a un szuelette veritable
Ou a une ombre rampante dans la nature des airs,
Comme un navire foible englouti par les mers.
(У меня остались кожа да кости,
Я зол, подобен ослу без стойла,
Всем похож на настоящий скелет
Либо тень, скитающуюся в небесах;
Я точно беспомощный, тонущий в водах корабль.)
Чую приближение смерти. Оная меня со свету потихоньку сживает, но я ее презираю, позорно умереть не желаю, а желаю встретить ее только на поле сражения. Но более всего желал бы я, чтобы Вы были здоровы и, в свою очередь, написали мне о себе…»[161]
Согласитесь, здесь раскрывается перед нами живой, а не хрестоматийный Суворов. Он может быть любезен со знакомой женщиной, он тяжело болеет, он борется с болезнью, как до того с пруссаками, он бывает в театре и маскарадах. Он пишет вирши, да еще и по-французски!
Да, он уже своеобразен. Взгляните хотя бы на план летнего лагеря полка в 1764 г. на Васильевском острове. Против обычного перед полковой стоянкой Суворов приказал построить два полевых редана для обучения солдат штурму полевых инженерных сооружений, что вполне могло случиться в непредсказуемой боевой практике[162]
. А ведь это стоянка в столице. Чего же можно ожидать от такого командира, когда полк его будет выведен «на свободу», в провинцию? Такой момент вскоре настал: Суздальский полк покинул Петербург в октябре 1764 г. и отправился на место постоянных квартир в Новую Ладогу.Маленькому городу Новгородской губернии предстояло на четыре года стать не просто стоянкой Суздальского пехотного полка, а рабочим кабинетом Суворова, из которого мало кому пока известный полковник выйдет в путь на главную магистраль русского военного искусства.
Еще в столице начал он работать над инструкцией по организации службы и воинского обучения в своем полку, по нему он дал ей, завершая ее в Новой Ладоге, и имя – «Суздальское учреждение». В ней отразились его взгляды на воспитание и обучение солдата, на его боевую подготовку. Как командир полка, он рассматривал ее в качестве дополнения к новому уставу пехоты, разработанному Воинской комиссией и введенному 12 марта 1763 г. как «Строевой устав в пехотной экзерциции».
Идейное ядро «Суздальского учреждения» состоит в тесном единении строевой и боевой подготовки. Строевая подготовка, по его мнению, не самоцель, а средство превратить рекрута в солдата, придав ему «смелой и военной вид <…> исправность, поворотливость и бодрость»[163]
. Поворотливость нужна для красоты плац-парадных «балетов», но Суворов видел на поле Кунерсдорфа и позднее, как эта самая поворотливость позволяла великолепной прусской пехоте вести убийственный огонь по нашим полкам. А значит, чтобы сравняться с бранденбургскими и померанскими гренадерами, чтобы превзойти их, надо обучиться «поворотливости», чтобы уметь быстро перестраиваться из походной колонны в атакующие линии, а линиям, быстро и в стройном порядке делая пол-оборота вправо либо влево, – разворачиваться навстречу противнику, атакующему во фланг. Умение быстрого перестроения было залогом силы огня и силы удара прусской пехоты, и Суворов решил научить ему русских солдат ради будущих побед над любым врагом России. Об этом он впоследствии писал: