Непобедимый. Жизнь и сражения Александра Суворова

«Гром ударил, мне сего не воображалось. Прошу иного. И Ваше Сиятельство может ли помочь? Мне бы только с честью отсюда выйти; всего основания не знаю. Больно! Простите мне, Ваше Сиятельство, что я принужден был писать к Г[енерал]-Пор[учику] Потемкину о флотилии и пр., да и к Вам объяснять. Жаль сие для будущих следствиев»[252].

Что же случилось? Неужели он проиграл сражение? Нет: граф П. А. Румянцев назначил его в корпус Г. А. Потемкина. С будущим светлейшим князем Таврическим Суворов познакомился еще в мае 1773 г., как только прибыл в Негоешти, их войска соседствовали, отношения установились хотя и деловые, но хорошие. Однако оказаться под началом энергичного и напористого Потемкина он не хотел, понимая, что может лишиться той самостоятельности, которой пользовался под командованием не в пример более пассивного графа Салтыкова. Кроме того, вообразил он, что крутой характером фельдмаршал на него за что-то рассердился. Однако как ни был расстроен, он все-таки не забыл и тут приписать:

«Будет ли по малой мере мне желаемое награждение? Не оставьте того Милостивый Государь»[253].

Через два дня главнокомандующий милостивым ордером вызвал Суворова к себе, и как переменилось настроение героя:

«Вашего Высокографского Сиятельства милостивое письмо от 9 июля имел щастье получить. С благодарным чувствованием целости Ваших всегдашних ко мне милостей отправляюсь отсюда немедленно к Вашему Высокографскому Сиятельству. Препоручая себя высокому Вашему покровительству…» [254]

Фельдмаршал потребовал туртукайского героя к себе не случайно: осада Силистрии не задалась, становилось ясно, что придется отказаться от похода на Шумлу. За Дунай армия отступила, прикрываемая пятитысячным корпусом наихрабрейшего генерал-майора О. И. Вейсмана фон Вейсенштейна, которого современники называли «Ахилл русской армии». Чтобы не дать 20-тысячному корпусу Нуман-паши нанести удар по нашим уходящим войскам, Вейсман атаковал и разгромил противника при Гуробалах, но в разгар сражения, 22 июня, отражая попытку турок проломить боковой фас нашего каре, генерал был смертельно ранен янычаром. Гибель талантливого храбреца опечалила не только графа Румянцева, но и государыню, она писала фельдмаршалу:

«Смерть храброго генерал-майора Вейсмана мне чувствительна весьма была, и много о нем сожалею»[255].

Через четверть века в далекой Италии Суворов вспомнил о нем:

«Вейсмана не стало, я из Польши один бью; всех везде бьют»[256].

Но это будет потом, когда Румянцева уже три года как не будет в живых[257], а пока он жив и здоров – и ему нужен генерал, который заменил бы погибшего героя. Такой же мужественный и пылкий и для чрезвычайно важного и опасного дела.

Уходя за Дунай, фельдмаршал замыслил всадить туркам занозу в бок: удержать на болгарском берегу город Гирсов и, «приковав» к нему турок, лишить их тем самым возможности перейти на валашскую сторону. Тут нужен человек особых дарований, и граф Румянцев увидел их в Суворове. Он вызвал его, чтобы лично поставить задачу по обороне гирсовского поста. Свиданием с непоседливым подчиненным граф остался доволен и, отправляя его к новому месту службы, в ордере от 4 августа писал так:

«Делами Вы себя довольно в том прославили, сколько побудительное усердие к пользе службы открывает Вам путь к успехам.

На сие, как и на искусство Ваше, весьма мне известное, довольствуюсь я возложить сохранение и оборону сего нужного поста…»[258]

О том, как Суворов повел дело, предоставим рассказать ему самому: