Непобежденная. Ты забрал мою невинность и свободу, но я всегда была сильнее тебя

Наше освобождение стало сенсацией не только в России, но и в мире. Любопытство людей меня пугало. Журналисты со всего мира хотели взять интервью у нас с Леной. Я переживала трудный момент и не могла справиться с таким вниманием СМИ. Несколько раз я соглашалась на интервью, но не могла участвовать во всех дебатах и спорах о преступлении Виктора. В результате почти во всех статьях, телевизионных программах и выпусках новостей вместо правды были одни лишь сплетни и домыслы о грязных деталях происходившего в подземелье. На одном сайте я прочитала, что у нас с Леной якобы были тайные фантазии: мы сами мечтали стать сексуальными рабынями и помогали Виктору строить подземелье. В других статьях говорилось, что мы выросли в плохих семьях, и, поскольку о нас никто не заботился, маньяку не составило труда заманить нас в ловушку. Были и те, кто писал, что нам нетрудно было сбежать, но мы предпочли остаться, потому что наш похититель заботился о нас. Я читала интервью Виктора: он явно наслаждался вниманием прессы. Он пытался убедить публику в том, что содержать нас было дорого и трудно. Ему приходилось много работать на заводе и подниматься рано утром, говорил он, чтобы заботиться о девушках, которые по доброй воле жили в его подвале. Многие поверили ему, и некоторые даже осуждали нас с Леной. «Молодые девушки одеваются слишком провокационно, – писали в статьях. – Они искушают мужчин своими юбками и каблуками». Все это причиняло мне сильную боль, но я быстро научилась не принимать близко к сердцу подобные рассуждения.

Прошло несколько недель на свободе, а мне все еще было трудно поверить, что кошмар кончился. Когда я находилась в кругу семьи, то не могла отделаться от страха, что меня начнут ругать за то, что в тот страшный день я без спроса ушла из дома. Но никто меня не ругал. Хотя мое исчезновение причинило всем мучительную боль, никто не выражал своей подавленности, разочарования и гнева. Меня одолевал и другой страх: мне казалось, что стоит лишь закрыть глаза, как я снова окажусь в подземелье. Я не знала, удастся ли мне когда-нибудь полностью вернуться к нормальной жизни. Порой боль была настолько сильной, что мне казалось, что я совершенно разбита и никогда не стану прежней. Первые два месяца я боялась задергивать шторы на окнах в своей комнате и не могла заснуть, если мама не лежала рядом со мной и не держала меня за руку. Я несколько лет боялась темноты и спала со светом. В этот период мне часто хотелось поговорить с кем-нибудь – с человеком, который сможет выслушать меня без страха и осуждения и все понять. Близких мне приходилось оберегать от деталей произошедшего со мной. Все понимали, что мне нужно время и пространство. Есть то, что нужно пережить. Мне было больно сознавать, что я никогда не смогу рассказать родным обо всем, что со мной произошло. Они знали мою историю лишь в общих чертах: что меня насиловали, что Лена в подземелье родила двоих детей. Но жуткие картины, преследовавшие меня по ночам, были слишком кошмарны, чтобы близкие могли это вынести. И я держала все в себе.

Казалось бы, мне следовало встретиться с Леной и поговорить обо всем, но после освобождения в наших отношениях что-то сломалось. В подземелье мы были партнерами и полностью зависели друг от друга. У нас были по-настоящему близкие отношения. Мы просто не выжили бы, если бы не поддерживали друг друга. После освобождения доверие и близость между нами сменились чем-то другим. Возможно, мы обе напоминали друг другу о том, через что нам пришлось пройти. Может быть, наш союз был всего лишь необходимостью – нас сплотила борьба с общим врагом. После освобождения мы старались поддерживать связь, но постепенно все больше отдалялись друг от друга. Через несколько месяцев мы с Леной стали почти чужими людьми.

Спустя какое-то время мне предложили проконсультироваться у психолога. Мне не хотелось обсуждать с профессионалом все, что случилось, и говорить о своих чувствах, но мама настаивала. Мы с ней несколько раз спорили, и я уступила. В клинике нас встретила женщина средних лет в халате доктора. Она смотрела на меня с любопытством и каким-то лабораторным интересом. Пригласила меня сесть на больничную кровать.

Глядя на меня, как на диковинного зверя в клетке, она спросила:

– Скажите, Катя, что вас беспокоит?

Все мое существование меня беспокоило. Каждая секунда моей реальности буквально разрывала меня на части. Я больше всего на свете хотела поговорить с тем, кто понял бы меня. Но, глядя на эту женщину, я знала, что она никогда не сможет осознать и доли того, через что мне пришлось пройти.

– Меня ничего не беспокоит… – ответила я, стараясь всем своим видом показать, что со мной все в порядке.

– Но мне кажется, вы хотели бы со мной чем-то поделиться? – настаивала психолог.