Непобежденные

Уже вдвоем добрались до Савино и через Вербежичи – домой. Тоня и Шура делились добытыми продуктами, а Золотухин переправлял в штаб 10-й армии донесение Орла:

«Возвратилась разведка из района Мокрое, а также юго-западных населенных пунктов. На протяжении 15–20 километров вражеских резервов не установлено. Поход прошел успешно».

Донесение Орла ободрило командующего 10-й армией. Немцев отбросили на прежние рубежи, город Киров не сдали.

Две девочки рискнули жизнью – и тысячи не искалеченных судеб. Обошлось без «немецких овчарок» – так называли женщин, которых немцы превращали в любовниц, без предателей – ради спасения детей, семейств. Без грабежа, без насилия. И звенит вопрос в безупречной синеве зенита: были ли люди, которые хотя бы раз помянули в молитвах Антонину и Александру – своих избавительниц от ужаса оккупации?

Не ведают новые поколения, кто дал им жизнь, жертвуя своей. Память нынче – шоу. Не хочется русского слова осквернять.

Шумавцов июльской благодати не замечал. Дело он себе нашел очень даже не простое. Пытался проследить жизнь генерала Ренике. Во сколько часов подают ему автомобиль из гаража, устроенного Бенкендорфом на заводе. В какие часы шофер приезжает на завод заправляться. Как долго автомобиль генерала стоит у штаба дивизии.

Четкого графика не получалось. Машину генералу подавали в восемь утра, но она могла стоять у штаба часами, однако иногда увозила генерала много раньше восьми.

Во второй половине июля, не достигнув успеха под Кировом, немцы начали наступление от Жиздры на село Ульяново.

Красная армия снова запросила помощи у партизан.

На этот раз Золотухин разработал операцию сам. Оперативник НКВД, он посещал в мирное время поселения эстонцев, живших в Жиздринском районе с екатерининских времен. В разведку Золотухин отправил Тоню Хотееву. Для нее изготовил документы на имя немецкой колонистки Анны Рерих.

Оккупанты, заняв Жиздру, всех немцев и всех эстонцев вывезли в Прибалтику и в Германию. Жиздра – фронтовой город, а земля Германии, земля Эстонии – войны уже не будут знать.

Казалось бы, какие теперь колонисты в Жиздре? Но было замечено: в городе появлялись молодые люди, искавшие своих родственников. Советский Союз – страна счастливого студенчества. Юноши и девушки учились в вузах, во втузах, в техникумах…

Фольксдойче Анна Рерих тоже разыскивала своих близких.

Фольксдойче – лицо немецкой национальности, проживающее вне Германии. Для солдат – свой человек.

Но нужно было приодеть милую фройляйн Анну. Через батюшку Викторина Мария Михайловна Лясоцкая получила от прихожан часть немецкого парашюта. Может, и не чистый шелк, но на шелк похоже. Материю выкрасили, а Полина Антоновна создала для Тони платье «смерть немецким офицерам».

Воздыхающих Тоня собрала по дорогам Жиздры большой букет. Ее подвозили на «опелях», ее устраивали на ночлег, помогали находить населенные пункты, где еще остались колонисты.

Фройляйн Анна просияла в Жиздре прекрасной кометой и пропала в космосе. Впрочем, Анна Рерих не была выдумкой. Дочь ломового людиновского извозчика Антона Рериха – Тонина одноклассница. Они вместе уезжали в Москву поступать в вузы. И поступили. Тоня летом 1941 года приехала в Людиново на каникулы, а вот Анна в городе не появилась. Немка. Возможно, ее отправили куда-нибудь в Оренбург или в Казахстан. Военное время. Американцы своих японцев после Пёрл-Харбора загнали в концлагеря. Советская власть часовых к своим гражданам немецкой национальности не приставляла. Жестокость была в другом: увозили с насиженных мест. Оставляли на целинной земле. Копайте землянки, стройтесь, работайте, если выживете.

Каких-либо военных резервов Тоня Хотеева в Жиздринском районе у немцев не обнаружила. Небольшие отряды во время наступления на Ульянове покидали свои квартиры, и замены им не было.

Шумавцов, слушая Тоню, не сдержался и рассказал ей о своей диверсии:

– Я подложил мину под автомобиль генерала. Генерал сегодня поехал к войскам. Машина не вернулась.

– А ты что-нибудь о Ростовском знаешь? – спросила Тоня.

– Нет, – Алеша тоже тревожился: – Не подает о себе вестей.

– Он не был у меня целую неделю до Жиздры. И пока я в Жиздру ездила, не появлялся.

– Скорее всего, на фронте. Он же при командире батальона.

– Хочется верить. – И вдруг глаза у Тони засмеялись: – Шумавцов! А нам с Шуркой ордена положены? Как ты думаешь?

– Вы заслужили память народа, – сказал Алеша серьезно. – А впереди у нас еще много чего… Золотухин приказал провести разведку в Красном городке. Туда тоже не сунешься.

– Там, где пехота не пройдет, где бронепоезд не промчится, сгодятся Тонька с Шуркой!

– Очень даже сгодятся. Я думал о Римме Фирсовой, о Тоне Хрычиковой.

– Не надо! – сказала Тоня. – Мы с Шурой умеем зубы немцам заговаривать. А девчонки… Смотреть в глаза немцу с автоматом – это надо уметь.

Через два дня Золотухин читал очередное донесение Орла: