— Дело-то недолгое. Заедем в Инкерман, найдем человека, который знает, где эти ямы. Мигом обернетесь
— Не могу без приказа.
— Приказ?…
Она задумалась, но Потушаев уже понял, что попался. Конечно, оборона — единый организм, и дело у всех общее. Но в полку ему явно не скажут спасибо, если задержится. И вдруг, как ударило: в Инкермане же Мария, его незабвенная пышечка, можно повидать. И все будущие выговаривания начальства показались малозначащими. Довольный погладил усики, оживившимися глазами покосился на Сарину.
— Если бы вы позвонили да попросили…
— Да, конечно, — обрадовалась она. — Пойдемте к телефону.
Сарина позвонила не в полк, а прямо в штаб армии, — других адресов не знала. И через минуту Потушаев имел разрешение аж самого начальника артиллерии армии полковника Рыжи.
Выехали, не задерживаясь, и вскоре машина остановилась на площадке перед Инкерманскими штольнями. Легко выпрыгнув из своей «эмки», Сарина махнула Потушаеву рукой, чтобы не отставал, и быстро пошла к входу. Она знала тут каждый закуток и не плутала, но старшина, заглядевшись на женщин, что-то шивших, отбивавших, перекладывавших, отстал и через минуту уже не знал куда идти. Решил воспользоваться ситуацией и спросить про свою Марию. Но первая же молодица, к которой он обратился, огорошила его сообщением, что опоздал он всего ничего, — Мария уехала на фронт с делегацией работниц.
Весь интерес к этой поездке сразу пропал. Подумалось вдруг, что от прошлогодней виноградной выжимки, верняком, пахнет не одеколонно и провонять на ней можно так, что в штабную землянку не пустят. Но деваться было некуда: разрешение полковника Рыжи — все равно, что его приказ. Одно могло утешить если б достать несколько бутылок шампанского, которых, по рассказам, тут штабеля, оставшиеся от довоенных времен.
Он наклонился к одной из работниц, близко увидел ее глаза, молодые, заинтересованные, спросил тихо:
— Говорят, вы тут шампанским умываетесь?
Она захохотала, и работницы, сидевшие неподалеку, оглянулись на нее.
— А как же. Ванны принимаем.
— Ну?!
— Вот тебе и «ну». Чтобы фигуру сохранить.
— А потом?
— Что «потом»?
— Куда вы его?
— Выливаем.
— Ну и дуры! — рассердился он! В ванны, конечно, не поверил, но что шампанское тут не ценят, — точно. — Нам надо его отправлять. Игриво погладил усы, добавил в тон: — Настоящее шампанское, да еще после того, как в нем такие крали купались!… Это же знаешь?!. Для боевого духа.
— А мы кое-что и отправляем, — серьезно сказала она.
— Ну? Дала бы попробовать.
— А ты иди к Сидорычу. Во-он там бочки клепает.
— Точно?
— Иди, иди.
Он выпрямился, неуверенно шагнул в глубину штольни.
— Потом придешь, скажешь, сколько выпил, — крикнула вслед и заливисто захохотала. И все работницы засмеялись, не понимая из-за чего смех, но радуясь ему, как солнечному свету.
За углом и в самом деле сидел старичок, постукивая по обручам, и зачем-то прислушивался, как музыкант.
— Бочки делаем? — вежливо поинтересовался старшина?
— Да уж делаем, — охотно отозвался старичок. — Думал не придется побондарить, ан нет, понадобилось.
— А для чего они?
Бочек в этой части штольни стояло много, и которые пустые, которые нет, требовалось выяснить.
— Для фронта. Я не поверил сначала, когда сказали. Фронту снаряды нужны, а не бочки. Ан нет, понадобились, — повторил он. — Маленькие, пяти да десятиведерные, чтобы, значит, подъемные были. Хорошие бочки? То-то. Мои! Вот буквы ставлю: по имени и фамилии. А как же…
— Послушай, Сидорыч, — решился старшина, — а как бы тут отведать этого… чего в бочки-то наливают
— Это, пожалуйста. Вон бочка открытая, пей на здоровье.
К удивлению старшины рядом была и кружка, и он даже разозлился малость: неужто и верно пьют, сколько хотят? На передовую ни капли, а здесь заливаются? Зачерпнул кружку пополнее, сделал большой глоток. Подумал, что шампанское — все же пустое вино, ни тебе крепости, ни вкуса. Да и на шампанское, вроде, не походит, так, противная горькая водица. Выдохлось? Или, в самом деле, они тут им умываются?
— Моча какая-то, — пробурчал старшина.
— Что ты понимаешь! — взвился бондарь. —
Думаешь, если с фронта, так все говорить можно? Да эта водица, может, пяти людей на ноги поставит. Одно слово — лекарство.
— Лекарство?
— А ты что думал? Витаминная настойка. Из сосновых иголок и всякой пакости, — прости господи, — делают, а лечит. Сейчас все ее должны пить, чтоб цинги не было. Рассуди сам, разве бы стал я для ничего бочки делать?…
Старшина попятился, соображая, как бы поскорей уйти да понезаметней проскочить мимо работницы, спровадившей его сюда. Но тут из глубины штольни послышался шум шагов, голоса. В тусклом свете редких лампочек мелькнул полукруглый беретик Сариной.
— Вот вы где, оказывается, быстро заговорила она. — Мы вас ищем, а вы здесь. Вот с Иваном Сидоровичем поедете, он покажет ямы.
— Мне что, я пожалуйста, — засобирался старик.