Непоборимый Мирович

– То зависит не от меня. Судьбу дочери у нас решает отец. Я уже говорила тебе: он хочет выдать меня замуж за состоятельного мужчину из местных. Он вдовец с тремя детьми и разговаривал на эту тему с отцом, а тот сообщил мне.

– И ты согласилась? – чуть не закричал Василий, понимая бессмысленность своего вопроса.

– Меня никто не спрашивал о моем согласии. Да и выбора на тот момент у меня не было, – и она лукаво глянула на него.

– Но теперь у тебя есть выбор.

– Может, и так, но все равно тебе нужно об этом поговорить с отцом, а он скажет мне о своем решении.

– Но я не могу накануне сражения просить у него твоей руки. Я ведь не знаю, останусь ли жив. А может случиться и худшее – останусь калекой.

– Да, это очень грустно, но что мы можем изменить? – со вздохом ответила Урсула. – Нужно ждать и молиться Богу. Все в Его руках.

Мирович понял, что говорить с ней об этом бесполезно, а вызывать посреди ночи для объяснений мельника Томаса и вовсе неразумно. Днем же его вряд ли кто отпустит из лагеря. Да и что он ему может сказать?

«Интересно, знает ли он, что его дочь уже которую ночь не ночует дома? – пришла вдруг кощунственная мысль ему на ум. – Наверняка знает. В таком небольшом доме трудно сделать что-нибудь незаметно. И брат ее наверняка знает, а то и подсматривает сейчас за нами, как обычно делают подростки. Тогда почему они разрешают ей встречаться со мной, когда у нее в городе есть жених?»

Это открытие неприятно поразило Василия, и он внимательно вгляделся в Урсулу, стараясь угадать в сумеречном ночном свете, о чем она сейчас думает. Она же словно поняла его обеспокоенность и отвернула лицо в сторону, стала поправлять выбившиеся из-под шапочки волосы. Что-то кукольное было в ее движениях: в повороте головы, движениях рук, чуть полуоткрытом ротике. Даже ее вьющиеся льняные волосы показались ему поддельными.

«Неужели она встречается со мной лишь потому, что рядом стоит наша армия и в любой момент их могут выгнать из уютного домика, арестовать, а то и вовсе лишить жизни по малейшему подозрению? Но чем могу помочь им я, коль такое случится? Кто я такой? Всего лишь капрал, под командой у которого несколько десятков рядовых. Почему тогда ее отец просто не запретит дочери выходить ко мне и оставаться наедине до утра?»

Он не в силах был ответить на одолевавшие его вопросы, но понимал: не будь войны, все бы развивалось не так. А как? Трудно ответить…

– Скажи, – спросил он девушку, – а что означает твое имя?

Она совершенно неожиданно расхохоталась, потом прикрыла себе ротик тонкой ладошкой и прошептала:

– Медведица!

– Как? – переспросил он, удивленно раскрыв глаза.

– Я сказала – медведица, – повторила Урсула. – Ты спросил, я ответила. Тебе что-то не нравится?

– Но ты совсем не похожа на медведицу. Она должна быть большой, мохнатой и… злой. Мне так кажется.

– А откуда ты знаешь, какая я? Да и что тебе известно обо мне? Если меня не трогать, то я ласковая и добрая, но если кто-то пожелает причинить зло мне или моим близким, то… я могу и когти выпустить, – и она опять расхохоталась.

Василий попытался обнять ее, но она напряглась и оттолкнула его руку и даже слегка прикусила его палец зубами. Он опешил, не понимая, что с ней случилось. Потом поднялся с земли, где они до этого сидели обнявшись, и спросил:

– Почему ты такая сегодня? Я чем-то обидел тебя? Все было хорошо, и вдруг… Не хочу, чтоб наши встречи заканчивались вот так. Ты же другая, Урсула. Зачем ты пугаешь меня? Я совсем не хочу тебе зла…

Девушка вслед за ним тоже быстро поднялась на ноги и принялась молча оправлять помявшееся платье. На этот раз в ее движениях сквозило недовольство, и вся она была какая-то напряженная, чужая, неприступная. Тогда Василий подошел к ней, но она, выставив вперед руки, отскочила от него, словно он был заражен нехорошей болезнью, опасной для окружающих.

– Мы сегодня или завтра выступаем в поход, и, боюсь, я больше не смогу встречаться с тобой, – еще раз попытался он склонить Урсулу к мирному расставанию. Ему совсем не хотелось уходить вот так, не зная причины перемены ее настроения, омрачив тем самым радость прежних встреч.

– Я тебя не держу, уходи! – не глядя на него, все еще занятая своим платьем, отвечала Урсула. – Рано или поздно все заканчивается.

– Ты действительно злая, не зря тебя так назвали, – выпалил он. – Я даже рад, что не нужно больше тайком приходить сюда и думать, не узнает ли кто, что я встречаюсь с тобой. Если начальство вдруг узнает об этом, то мне грозит смерть или в лучшем случае каторга. Неужели ты не понимаешь, чем я рискую?

– Ты сам захотел прийти, я тебя не просила. В чем моя вина?