Непоборимый Мирович

Разве можно насильно сделать людей счастливыми? Почему все они, верящие в Христовы заповеди, поступают наоборот и хотят, оставаясь христианами, изменить мир насильно? Чтобы это понять, нужно было научить людей думать иначе и навсегда отказаться от насилия. А возможно ли изменить человеческую природу? Кто в силах это сделать? Ответа и на этот свой вопрос Мирович не находил и не мог найти. А потому он легонько поцеловал Урсулу в мокрую щеку и, не сказав ни слова, медленно поплелся в лагерь, осознавая свою полную беспомощность…

Разговоры о том, что рано или поздно русской армии придется искать встречи с противником, в частях шли давно. И поэтому мало кто удивился, когда на утреннем построении объявили о выступлении. Приказано было в течение дня свернуть лагерь и готовиться к выступлению в поход. По рядам пробежало оживление, солдаты начали перешептываться, радостно поблескивая глазами, и офицерам пришлось несколько раз призвать их прекратить разговоры и встать по стойке «смирно». Но общее возбуждение не проходило, поскольку всем надоело бездействие и приелись утомительные занятия по стрельбе и штыковым атакам. Вся армия до единого человека хотела одного – встречи с противником и быстрого окончания кампании, а затем – скорейшего возвращения на родину. В Россию. Здесь, как выражалось большинство нижних чинов, «русского духа нема…» А офицеры при том добавляли: «Душа покоя не имет… Не наша сторона, чужбина, неметчина».

И вряд ли кто из них верил, что первая пролитая кровь будет именно его, а не врага или соседа, стоявшего рядом в шеренге. Не верил в то и сам Мирович, считая, что судьба уготовила ему долгую жизнь, полную приключений, и где-то в глубине души догадываясь – главное его испытание впереди и нужно быть готовым к нему. А пока это всего лишь подготовка к тому, ради чего он появился на свет.

За обедом Фока незаметно положил ему в пшенную кашу, один вид которой вызывал у Мировича брезгливость, кусок мяса с косточкой. Он поинтересовался, что это за мясо, на что тот заговорщески ухмыльнулся и тихо прошептал капралу на ухо:

– Да вы не сумливайтесь, ваше благородие, баранинка свежая…

Мирович удержал себя от того, чтобы не схватить Фоку за шею и не задушить тут же, при всех. Но аппетит у него мигом пропал. Поднявшись из-за стола, он отказался от пищи, сославшись на нездоровье. А Фока, подмигнув Федору Пермяку, проговорил негромко:

– Жалко капральчика нашего. Страдает почем зря, даже еда в рот не идет, до того немка эта голову ему закружила.

– Ничего, молодо-зелено, перемелется, и мука будет, – ответил ему так же негромко Федор, живо расправляясь с нетронутым куском баранины. – Зря он отказался, когда еще так повезет, а одной любовью сыт не будешь.

– Ладно, не болтай лишнего, – оборвал его Фока. – Не наше с тобой дело рассуждать, чем господа заниматься изволят, ешь да помалкивай себе.

Ближе к вечеру провели смотр каждого полка. Впереди Сибирского полка шли прапорщики с развевающимися полковыми знаменами, на которых вверху парил двуглавый орел, а чуть ниже – стоящие на лапках соболя, держащие стрелы в передних лапках – древний символ Сибири. Мирович разглядывал воинственных зверушек с едва заметной усмешкой и думал: «Стрелы Амура предназначены для любви, а для кого приготовлены эти стрелы? Вряд ли они могут возбудить чью-то любовь…» И в то же время ему приятно было ощущать себя частью единого воинского братства, готового по первому приказу идти на смерть, не жалея собственных жизней. И недавние его чувства к случайно встреченной им девушке казались ему едва ли не детскими наивными чувствами, вспоминать о которых становилось неловко даже перед самим собой.

«Все же без армии пока что обойтись никак нельзя, – думал он, наблюдая за марширующими на большой поляне за лагерем полками. – Мужчины должны воевать! Драться! Мы и рождены для войны. Защищать тех, кто не в состоянии это сделать. Если бы мы не вошли в Пруссию, то рано или поздно пруссаки пожаловали бы к нам. Мы должны показать им свою силу».

От этих мыслей у него стало спокойней и уверенней на душе. И он тут же забыл данное Урсуле слово найти похитителей овец. До них ли сейчас, накануне предстоящего сражения? Может, завтра его и в живых не будет, а тут нужно заниматься какими-то пустяками, когда на кону их собственная жизнь. И сами встречи с Урсулой утратили прежнюю романтичность и стали казаться чем-то далеким, нереальным, едва ли не ошибкой… И желание приехать за ней после похода отодвинулась куда-то в глубь его сознания. Сейчас он вдруг по-настоящему понял, что он воин, и никаким другим мыслям не было места в его голове. Он стал единым целым огромной военной машины, где каждый, сделав первый шаг в сторону смерти, забывал о прежней своей жизни, занеся ногу над бездной вечности.

Глава 4 ГРОСС-ЕГЕРСДОРФ

1

Рано утром 12 августа русские полки покинули свой лагерь возле небольшого селения Норкиттен на левом берегу реки Прегель, переправились через нее по заранее подготовленным понтонам и взяли направление на город Алленбург.