Неподходящие люди

В этот момент я понимаю, что повела себя, как полная идиотка, нарядившись его встречать неестественной барби, а потом еще и предлагала себя, едва ли не силком затащила в кровать. Не это ему надо было от меня. По крайней мере, не только это. Да, секс важен, но я — человек в его жизни особенный, одновременно в лучшем и в худшем пониманиях этого слова, и я должна была повести себя иначе. Мне не хватило мудрости. Вернуть время - я бы в поношенных джинсах и в кроссовках с шести утра ждала бы его у колонии со связанными в хвост волосами, покрасневшими от слез глазами. Пусть бы не знал, что жду так долго, но начал догадываться по моему виду. Пусть бы сказали ему об этом позже. Ему именно это было надо, а не гель на моих ногтях и идеально гладкий лобок.

- Пока ты был там, я тут в аду горела.

- Я знаю, Юленька, - он совершенно серьезен и внимателен, касается кончиками пальцев моей щеки, ведет до подбородка. Большие, сильные, когда-то едва ли не смертельно раненые руки, оказывается, могут быть самыми заботливыми и осторожными. Под его взглядом я плавлюсь, а от мягкого тона волоски на коже встают дыбом. На острие ножа нахожусь - опасно, должна запаниковать, испугаться, но вместо этого - отчего-то счастлива. - Помнишь, я сказал, что мне плевать, был ли у тебя кто-то за это время? Это не так, мне чертовски не плевать. И дело не в брезгливости, как ты подумала бы. Не в ней, блин, дело.

Этого он не говорит, но я будто читаю по глазам: если бы и я его бросила в то время, он бы непоправимо изменился. Потерялся между «хорошо» и «плохо». Как же часто границы между этими двумя простыми понятиями сдвигаются, а может, и рушатся? Стал бы тем, кого так боится увидеть в нем его мама. Бороться всегда трудно, на поверхности лишь легкие пути, вот только как по ним ходить людям, у которых совесть по команде не отключается?

А потом как-то случайно оказывается, что мы оба смотрим друг на друга, и между нашими лицами не более двадцати сантиметров. Он тянется первым, я не уклоняюсь. И наши губы встречаются. Я не подаюсь вперед, хоть и понимаю, что ему неудобно меня целовать; он все делает сам.

В его движениях столько нежности, как при нашем первом поцелуе, что меня вновь прошибает током, как тогда в машине. Я вздрагиваю всем телом, он замирает, а я мягко обнимаю его за шею, пробегаю кончиками пальцев по затылку.

Он ласкает мой рот, посасывает мои губы. Его вкус пьянит, Ваня будто мою душу высасывает и, пропустив через себя, возвращает на прежнее место, но уже обновленную, залеченную. Его искренняя ласка - то, чем я бредила, от нее у меня вырастают крылья.

Мы сидим на полу, на неудобном надувном матрасе, а у меня за спиной крылья, я будто не здесь вовсе, а по небу летаю свободной птицей. Сердце в груди колотится на разрыв, но после каждого такого удара будто здоровее становится. Чудеса. Мой мальчик меня целует, мой самый лучший, любимый, особенный. Сохранил в себе доброту и нежность, надежно запрятал, чтобы не заметили и не приняли, не дай Боже, за слабость. Для меня сохранил.

Я не хочу загадывать о том, что сейчас произойдет, и чем закончится эта ночь. Абсолютно не важно, будет у нас секс или нет, и уж точно я не стану спрашивать, спал ли он с кем-то в последнее время. Некоторые вопросы - лишние. Все это не имеет значения и является ничем иным, как давлением.

Мы целуемся и обнимаем друг друга, никуда не спеша.

- Фу, пепельница, - тихонько шепчет мне на ухо с улыбкой, и я больно стягиваю его отросшие волосы на макушке. Он ойкает и тут же утыкается в мою шею. Я вновь их стягиваю, но не для мести за колкость, а чтобы показать, как мне приятны движения его языка по коже и холодок влажного следа, который они за собой оставляют.

- Снова не те слова, и снова не вовремя, - с улыбкой. В ответ он обнимает крепче, ладони опускаются по моей спине, ложатся на бедра. Массирующие движения его пальцев, от которых кружится голова.

Я совсем ничего от него не жду, а просто задираю вверх руки, когда он берется за край моей пижамы и тянет ее вверх. Моя грудь в его распоряжении. На матрасе неудобно, он неустойчивый, до кровати, по ощущениям — как до соседней планеты лететь, поэтому Ваня садится на пол, а я сверху. Он обожает мою грудь и уделяет ей огромное количество времени. Он обнимает меня, его руки движутся вверх-вниз вдоль позвоночника. Он все время обнимает меня. Все время.

Задираю его футболку, намереваясь стащить с него, но он мягко убирает мои руки, кладет себе на затылок. Через некоторое время я снова пытаюсь это сделать, а он снова обрывает, не грубо, но настойчиво. Он не оставляет мне выбора, я должна его раздеть. Потому что это важно. Я снимаю с себя пижамные шорты, приспускаю его спортивные штаны и устраиваюсь сверху. Наше белье соприкасается. Я чувствую, как он меня хочет, у нас это полностью взаимно.

Пока он кайфует и справляется с ощущениями, я, двигаясь на нем в мучительно медленном ритме, беру его руку, задираю рукав и веду языком по шрамам. В темноте их видно плохо, но я отчетливо чувствую языком.