Неподходящие люди

- Там, понимаешь, по-другому все устроено. Совсем другие законы. А я их не знал. А может, и Василий позаботился, чтобы похуже встретили, хрен знает. Когда в камеру заходишь, простые вопросы задают местные, надо на них определенным образом отвечать. А я не знал как. Не готовили к этому в школе, знаешь ли. Не сталкивался. Не доводилось. И ответил неверно. Они поняли, что мальчик домашний, начали прессовать. Деньги требовали огромные. О таких родителям заикнуться ни в коем случае нельзя было. Опять же умом понимал, что один раз дашь — потом все время придется платить. Ты ж маму знаешь, она и квартиру бы продала, и почки обе по очереди за меня. А по мне, видимо, понятно было, что всерьез воспринимаю угрозы. Ну, что то самое будет ночью. О чем ты и спрашиваешь. А я такое не смог бы пережить. Я знаю, ты пережила, ты молодец. Это я сейчас не к тому, что не понимаю, как ты после этого жить можешь и улыбаться. Нет, наоборот. Я тобой искренне восхищаюсь. Влюбился, можно сказать, четыре года назад в твою стойкость. А я не такой, я слабее. Мне проще сдохнуть было.

- Ваня…

- Ничего не говори, Юля. Я об этом никому не рассказывал, и сейчас не знаю, зачем говорю. Ты пообещала, что тему закроем, я на это повелся. Они меня запугали, я, когда понял, что следующей ночью все, пиз*ец, нашел возможность и вскрылся. Наверняка вскрылся, ты шрамы видела. С такими шрамами мне пожизненно на приличной работе рукава не закатать.

- А потом?

- Меня в больничку увезли, а там я лежал в палате с одним умным мужиком, у него третья ходка, вор в законе. Старше меня почти в три раза. Грамотный мужик, на самом деле. У него, правда, своя философия, она не всем подходит по жизни. Но, по крайней мере, она у него есть. И я его чем-то заинтересовал. Через свои каналы он пробил информацию про меня, а у него самого три дочери, все хорошо живут за границей. С отцом не знаются - стыдно, но деньги брать не брезгуют… Ладно, не суть. Пока лежал неделю с ним в палате, он меня во все премудрости местные и посвятил. Как кому что отвечать надо, как себя вести, чтобы уважали. Потом еще неоднократно помогал в СИЗО, подкармливал. Приносили от него пайки, как возможность была. Ну, я с больницы другим человеком в СИЗО вернулся, больше меня не доводили. Я поздно понял, что со мной бы в любом случае ничего бы не сделали… скорее всего. Это психологическая мясорубка, они всех прощупывают, у кого семьи есть. А если нет — так и нет. Потом я приспособился.

- А были те, кто платил?

- Конечно. Многие платили. Говорю же, там законы другие. Жизнь другая. В нее окунаешься, вертишься, извиваешься, подстраиваешься, чтобы протянуть это время. Кто-то, конечно, слишком втягивается и кайфовать начинает, а там уже одна ходка за другой. Но я той романтики не прочувствовал.

- Прости меня.

- За что?

- За это, - я встаю с кровати, подхожу к нему и крепко-крепко обнимаю. - За минуту слабости, - я не плачу, просто хочу его потрогать. Будто снова убедиться, что живой-здоровый, рядышком. Я уж и забыла, как это страшно, когда он за стеной и ничего нельзя сделать. Перестала ценить свободу, стала относиться к ней как к должной.

Я просто могу его обнять и делаю это. Раньше он далеко был, я выла, потому что ничем помочь не могла, а теперь оттолкнет — да и ладно. Пусть он злодей, но он мой злодей. Нас такими жизнь сделала, мы не планировали.

Не для секса обнимаю его, не чтобы выразить чувства. О любви вообще не думаю. А просто по-человечески. Очень крепко. Очень сильно. Он сначала пытается мягко отстраниться и даже посмеивается надо мной, садится, но я не двигаюсь, впиваюсь пальцами через футболку в спину и прижимаюсь. Напрягаюсь, давая понять, что и на сантиметр не сдвинусь. И через некоторое время он сдается и обнимает в ответ. Недолго. Но аж до боли. Клянусь, изо всех его сил, а физических сил у этого мужчины достаточно. И это короткое крепкое объятие рассказывает мне обо всем. Несколько мгновений его слабости — как признание в том, как тяжело было. Без прикрас. Как оно было на самом деле, и как ему было временами плохо, трудно и страшно. Совершенно не мужественно. Он жалуется, и я это впитываю каждой клеточкой.

Ваня быстро спохватывается и берет себя в руки, все же отстраняется и смотрит на меня со снисходительной полуулыбкой. Дескать, опять дурью маешься, забавная девочка, у меня, крутого чувака, все схвачено. В полумраке комнаты он выглядит не по годам взросло, и вместе с тем - по-домашнему.