Отношения с неудачниками двинулись с мертвой точки. Эрин не собиралась с этим ничего делать. А отношения с хулиганами, кажется, застыли на месте. С этим она тем более не собиралась ничего делать. Можно было подумать, что она избегает Реджи и Вика именно из-за того, чтобы найти время на бывших товарищей — тот же Эдди как тому пример. Но первые сами крутились возле нее — слетелись, черт возьми, как пчелы на сладкий цветочек. Эрин не бесило это внимание. Она только не могла понять, чем оно вызвано. Объяснение можно было найти только Каспбраку — и его дурной любовной записке Тейтум Райли, якобы написанной рукой самого Ричи. Эдди страдал полной хуйней; ответ его был ещё более хуевым, звучащим не как изначальное «я просто хочу проверить, нравится ли она ему», а как «я гребанный параноик и ревную это драгоценное сокровище, я ценой жизни должен узнать, влюблен ли он в эту шмару или нет». Эрин чуть ли не ржала в голос, когда выводила размашистым почерком послание любви неизвестной ей девчонке с параллельного класса. Она прямо спросила, зачем Эдди это нужно; между делом еще поинтересовалась, действительно ли Каспбрак считает, что Ричи поверит в то, что писал эту записку сам еще когда-то давно. Эдди кивал-кивал-кивал головой, будто китайский болванчик. О. Он тот еще болван.
Не в глубине души, а прямо наяву Дример искренне жалела, что такая история не произошла в ее время. Пожалуй, это было бы самым приятным воспоминанием из прошлой жизни. Эдди даже не подозревал, как глубоко она посвящена в эти отношения, выстроенные на сплошных подколах, мелких ссорах, обидных шуточках и нездоровой привязанности к миссис Кей. Конечно, это было ненормальным. Но чертовски увлекательным.
Грустным и слегка больным.
Дример хлюпнула носом; предвестником начинающейся истерики. Эрин, почувствовав, как слезы уже потекли по ее щекам, начала быстро искать в пакете влажные салфетки. Но руки тряслись как у обдолбанной, а глаза накрыла пелена, размазывая изображение. Дример тихо плакала снаружи — и навзрыд ревела про себя. Эта истерика уже не была такой, как прежде. Она не была основана на гневе, странном бешенстве и вечной непонятной злости. Наверно, так плакал любой нормальный человек. Дример срочно нужны были салфетки, чтобы смыть следы этого позора. Вместе с этим, правда, она еще смоет косметику. Эти черные-черные тени, засохшую подводку и тушь, сыплющуюся ей едва не в глаза. В течение двух лет Дример красилась каждый день. Это нравилось Генри, да и ей, собственно, тоже. Она чувствовала себя по-настоящему уверенной. Гребаной. Бандиткой.
Тварью.
Нащупав наконец салфетки, Дример вытянула сразу несколько штук и быстро начала тереть лицо. Будто времени у нее было в обрез на то, чтобы смыть все это с себя. Она хотела избавиться от слез, косметики, желательно, второго слоя кожи. От самой себя целиком. Когда салфетки почернели, будто окунутые в черную краску, Дример сжала их в руке, и тут же еще ладонь ее почернела; хотя, она вся целиком была черной, насквозь. У Эрин не было с собой зеркала, но она справлялась и без него — во всяком случае, у нее еще не было не малейшего желания видеть свою рожу. Генри называл ее красивой… Ангелочком. А с дерзким макияжем, по его мнению, она была уже настоящим дьяволом — достойным сопровождать Бауэрса в его злодеяниях. И как же Дример это было приятно слышать. Ходить с ним по магазинам, выбирать косметику, любезно спонсируемую своим первым парнем. Денег, правда, у него всегда было немного, и Эрин приходилось довольствоваться тем, что есть. Это был девиз Стэна, который в новой жизни стал и ее собственным. Может, Урис им руководствовался, когда целовал ее? Якобы, любил?
Количество салфеток достигло двухзначного числа, когда он появился на горизонте. Эрин не услышала его шагов, накрывшись салфеткой, как шторкой от окружающего мира. Когда он приземлился рядом, тут же душа запахом крышесносного одеколона, Дример сразу поняла, что это он. Она в очередной раз протерла салфеткой глаза, которые сильно щипало. От спирта, наверно, они еще были красными; хуже, чем в прошлом Каспбрак во время лихорадки. Дример тяжело вздохнула, будто перед смертью и повернулась к Урису. А он держал в руках все испачканные салфетки и крепко сжимал их в кулаках. Потом взгляд парня перевелся на Эрин и он, с абсолютной невозмутимостью, сказал:
— Так лучше.
— И тебе привет, Урис, — передразнила Дример, не зная, куда ей спрятаться от пристального взгляда Стэнли. Когда она отвернула голову, он приблизился, желая рассмотреть еще внимательней обновленную мордашку. Эрин резко повернулась, едва не сталкиваясь с парнем лбом и грозно выпалила. — Чтобы я делала без твоих одобрений!
— Ты вообще дышать-то могла? — абсолютно невинно поинтересовался Урис, поднося испачканные салфетки к сердитому лицу Дример. Стэнли с настоящим удивлением еще раз взглянул на них. — Как все это поместилось на твоем лице?
— Вообще-то, вся эта косметика совсем не ощущается, — донесла Эрин. Типичному мальчику такое заявление казалось просто невероятным.