Ной прислонился затылком к подголовнику, его темные взлохмаченные волосы торчали во все стороны.
— Что ж, кажется, я идиотка.
— Может быть.
Он криво ухмыльнулся с закрытыми глазами.
— Но могло бы быть намного хуже. Ты мог бы быть сломлен, как я.
Я не хотела говорить этого вслух.
— Ты не сломлена, — твердо сказал Ной.
Во мне что-то начало рваться.
— Ты этого не знаешь.
Я велела себе остановиться, заткнуться. Но у меня ничего не вышло.
— Ты меня не знаешь. Ты знаешь только то, что рассказал тебе Даниэль, а я не позволяю ему заметить. Со мной что-то не так.
Голос мой сорвался, горло перехватило. Оно сжалось от рвущегося наружу всхлипывания. Проклятье.
— Ты прошла через…
Тут я утратила самообладание.
— Ты не знаешь, через что я прошла, — сказала я, и две горячие слезы вытекли из моих глаз. — Даниэль не знает. Если бы он знал, доложил бы матери, и я бы очутилась в больнице для умалишенных. Поэтому, пожалуйста, пожалуйста, не спорь, когда я говорю, что со мной что-то очень не так!
Слова вырвались сами собой, но, только я их произнесла, тут же почувствовала, насколько они были правдивы. Я могла принимать лекарства, проходить курс лечения — все что угодно. Но я знала достаточно, чтобы понимать: психически больного человека нельзя вылечить, ему можно только помочь справляться с жизнью. И внезапно безнадежность ситуации стала слишком огромной, чтобы выдержать ее.
— Никто и никак не может этого исправить, — сказала я тихо.
Категорично.
Но тут Ной повернулся ко мне. Его лицо было непривычно открытым и честным, но, когда он встретился со мной взглядом, в глазах его читался вызов. Сердце мое самовольно помчалось галопом.
— Позволь мне попытаться.
33
После того как малость психанула, я представила себе различные сценарии развития событий.
Ной, возводящий глаза к небу и смеющийся надо мной. Ной, отпускающий остроумные комментарии, отвозящий меня домой и бросающий у дверей.
На самом деле он не сделал ни того, ни другого.
Его вопрос повис в воздухе. «Позволь мне попытаться». Попытаться сделать что? Я не знала ответа, потому что не поняла вопроса. Но Ной выжидательно глядел на меня, с крошечным намеком на улыбку, и мне нужно было как-то отвечать.
Я кивнула. Похоже, этого оказалось достаточно.
Подвезя меня к дому, Ной вылез из машины и быстро зашагал к пассажирской дверце, чтобы открыть ее для меня. Я посмотрела на него, но он заговорил первым:
— Мне нравится делать это для тебя. Попытайся запомнить, чтобы мне не приходилось каждый раз бежать сломя голову.
Каждый раз. Я чувствовала себя странно, когда мы шли по кирпичной дорожке к передней двери. Что-то между нами изменилось.
— Я заеду за тобой завтра утром, — сказал Ной, откинув прядь волос с моего лба и заложив ее за ухо.
Его прикосновение было таким родным.
Я сильно заморгала и потрясла головой, чтобы прояснить мысли.
— Но тебе не по пути.
— И?
— И Даниэль в любом случае должен ехать в школу.
— И что же?
— Так поче…
Ной приложил палец к моим губам.
— Не надо. Не спрашивай почему. Это раздражает. Я хочу, вот так-то. И все. Поэтому позволь мне так поступить.
Лицо Ноя было так близко. Так близко.
«Сосредоточься, Мара».
— Все решат, что мы с тобой вместе.
— И пусть решат, — ответил он.
Глаза его изучали мое лицо.
— Но…
— Никаких «но». Я хочу, чтобы они так решили.
Я подумала обо всем, что это подразумевало. Поскольку речь шла о Ное, люди не просто решат, что мы ходим вместе. Они решат, что мы вместе — в смысле
— Я плохая актриса, — сказала я в порядке объяснения.
Ной, едва касаясь, провел пальцами по моей руке и поднес ее к губам. Губы его, невероятно мягкие, мазнули по костяшкам моих пальцев. Он посмотрел мне в глаза и убил меня.
— Тогда не играй. Увидимся в восемь.
Ной выпустил мою руку и пошел обратно к машине.
Я стояла на пороге, не дыша, пока он уезжал. И мысленно повторяла его слова.
«Позволь мне попытаться». «Я хочу, чтобы они так решили». «Не играй».
Что-то между нами начиналось. Но если это закончится, я не переживу.
Ошеломленная, я вошла в дом, прислонилась изнутри к двери и закрыла глаза.
— Добро пожаловать домой.
Я услышала в голосе Даниэля глупую ухмылку, хотя и не видела его лица. Я попыталась вернуть себе самообладание, потому что брат по уши влез в это дело, и я не собиралась спускать ему все с рук только потому, что мои внутренности дрожали мелкой дрожью.
— Ты должен объяснить… ся, — вот все, что я ухитрилась сказать.
— Виновен, — отозвался Даниэль. Но вид у него не был виноватым. — Хорошо провела время?
Я покачала головой.
— Не могу поверить, что ты так со мной поступил.
— Хорошо. Провела. Время?
— Дело. Не. В. Этом, — парировала я.
Даниэль ухмыльнулся шире.
— Он мне нравится.
— Какое это имеет отношение к делу? Как ты мог ему рассказать, Даниэль?
— Ладно, погоди-ка секундочку. Во-первых, все, что я рассказал — это что мы переехали из Лорелтона. Произошел несчастный случай, твои друзья погибли, и мы переехали сюда, чтобы начать все сызнова. У тебя нет монополии на объяснения, так что расслабься.