Неподвижная земля

Паустовский знал людей. Любил их. И его любовь не осталась безответной. И при жизни, и теперь, когда все написанное им называется коротко — творческое наследие.

Вот мы в качестве одной из достопримечательностей современной прозы отмечаем усилившуюся тягу к точности, достоверности описываемых событий, к документальности, которая иной раз оказывается серьезнее, глубже, значительнее беллетризованного вымысла, И было бы нерасчетливо забывать, что «Кара-Бугаз», например, — четыре десятка лет назад — начинал собой целый список названий, от книг Михаила Лоскутова о Туркмении и Казахстане, памирских дневников Бориса Лапина — до «Отблеска костра» Юрия Трифонова, до «Бездны» Льва Гинзбурга.

— Что может дать нам Кара-Бугаз и что может дать Кара-Бугазу Эмба? Прекрасно! Мы можем дать нефть, хотя наша нефть слишком хороша, чтобы пускать ее на топливо. Самые южные наши выходы нефти… лежат сравнительно близко от Кара-Бугаза и Мангышлака. Я полагаю, что весь восточный берег моря — Эмба, Мангышлак, Кара-Бугаз, вплоть до Чикишляра, — должен превратиться в мощный индустриальный пояс на границе пустыни.

Это говорит инженер Давыдов, которого Паустовский встречал тогда в Гурьеве, в Доссоре и Макате, в районе первых казахстанских нефтяных промыслов. То, что сейчас в школьных учебниках называется одним словом — и н д у с т р и а л и з а ц и я, — сорок лет назад имело непосредственное отношение к судьбам людей и не могло остаться вне поля зрения писателя.

Паустовский писал впоследствии:

«На руинах… расцветают по весне робкие розовые цветы. Они маленькие, но цепкие и живучие. Новая жизнь так же цепко, как эти цветы, расцветала в выжженных тысячелетних странах и приобретала неожиданные и передовые формы. Писать об этом было трудно, но заманчиво и необходимо».

Немало говорилось в разные годы о романтической направленности творчества Паустовского. Трудно что-нибудь против этого возразить, разве что само слово — романтика — несколько поистерлось от неумеренного употребления. Но романтика книг Паустовского, идущая от жизни, суровая и мужественная, наполненная живыми страстями, ничего не имеет общего с расхожими подслащенными рубриками вроде: «Тебе в дорогу, романтик».

Его героев называли мечтателями, иной раз вкладывая в это определение долю иронии. Но мечтателями они оказались очень деятельными, скорее хочется назвать их провидцами. Хотя бы — того же инженера Давыдова, с его неукротимым характером изыскателя, для которого будущее Кара-Бугаза, Мангышлака было личным, кровным делом. А его размышления сегодня звучат не отвлеченной литературой, а находят реальное отражение в государственных планах развития производительных сил Казахстана и Туркмении. Причем это касается не только внешних перемен — нефтеперегонные заводы в Красноводске и Гурьеве, открытие большой нефти на Мангышлаке, мощный газопровод и линия высоковольтных передач по соседству с Кара-Бугазом, железная дорога Манат — Шевченко, город в глубине полуострова — Новый Узень…

Можно было бы рассказать немало интересных и поучительных историй о том, какое влияние оказали эти перемены на психологию людей, на их понимание своего места под солнцем, — и тогда бы возникла та самая простая и значительная жизнь, свидетелем и участником которой был Паустовский.

Он с юношеских лет не принадлежал к тем людям, о которых еще Пушкин с горечью говорил как о ленивых и нелюбопытных. Паустовский писал:

«Меня всегда удивляет одно обстоятельство: мы ходим по жизни и совершенно не знаем и даже не можем себе представить, сколько величайших трагедий, прекрасных человеческих поступков, сколько горя, героизма, подлости и отчаяния происходило и происходит на любом клочке земли, где мы живем. А между тем знакомство с каждым таким клочком земли может ввести нас в мир людей и событий, достойных занять свое место в истории человечества или в анналах великой, немеркнущей литературы».

И он старался всю свою жизнь — открывать такие обитаемые, но незаметные на первый взгляд острова и островки…