Неподвижная земля

— Вам передали?

— Нет, Константин Георгиевич. А что должны были передать?

— Вы завтра с утра можете освободиться?

— Думаю, что смогу.

— Завтра у нас читает очень интересный молодой рассказчик. Автодорожный инженер по образованию. Приходите, будет действительно интересно.

На следующее утро я пришел к ним и вместе со всеми слушал два рассказа.

Сильно нахмурив лоб и не поднимая глаз, читал молодой — немногим старше нас — человек. Назывались рассказы «У шлагбаума» и «В окружении». В них было много тонкой наблюдательности, умения передать обстановку, а то — одним штрихом воссоздать характер действующего в рассказе человека. Чего стоит, например, начальник, у которого на разные случаи жизни были два разных голоса: служебный голос и домашний.

Рассказы всем понравились.

Я записал имя и фамилию автора: Сергей Антонов.

Нам трудно представить себе гимназиста, который шестьдесят лет назад в Киеве написал свой первый рассказ. Зато мы хорошо знаем писателя Паустовского и его книги.

«Мы должны быть благодарны… за его глубокую человечность, за его тончайший талант, за любовь к своей стране, за непоколебимую веру в счастье своего народа и, наконец, за никогда не умиравшую в нем способность загораться от самого незначительного соприкосновения с поэзией и свободно и легко писать об этом».

Так думал Паустовский о Куприне. Но все эти слова можно отнести и к нему самому.

Летом 1967 года — через двадцать с лишним лет после того, как я в Литературном институте посещал семинар К. Г. Паустовского, — я в Москве позвонил ему по телефону.

Подошла его жена Татьяна Алексеевна. Потом Константин Георгиевич взял трубку.

— Здравствуйте, Белянинов… Извинитесь за меня перед Иваном Петровичем, что я не ответил на его телеграмму… Но я — болею, и мне трудно говорить и писать.

Голос — хрипловатый, он делал паузы между словами.

А речь шла о телеграмме И. П. Шухова — с просьбой ускорить присылку обещанных для журнала «Простор» новых глав «Повести о жизни».

— А как вы? Пишете?

— Пишу, Константин Георгиевич…

Я сказал ему еще, что уезжаю в Ленинград, и он попросил позвонить, когда я вернусь в конце месяца.

— Надо бы повидаться через столько лет.

Я вернулся в Москву, и Татьяна Алексеевна сказала: Константин Георгиевич в больнице, врачи не обещают скоро его выписать; а как только выпишут, они сразу уедут в Тарусу.

А потом пришло то, после чего ему уже ни позвонить, ни написать было нельзя…

1967—1968

ОХОТНИК

Посвящается северу

Осенью прошлого года в Хатыын-Кюрё ждали нового фельдшера. Но никому как-то ни приходило в голову, что заведовать медпунктом назначена Даша. Та самая Даша, дочь охотника Романа Кычытарова, которую здесь знали совсем маленькой, будет лечить людей!

В Хатыын-Кюрё Даша приехала в начале октября. Уже совсем вечером полуторка остановилась подле колхозной конторы, и Даша легко спрыгнула на землю. Чемодан ей подал высокий парень в меховой куртке, ее попутчик. Дорогой он упорно допытывался, чему научили ее в фельдшерско-акушерской школе, может ли она, к примеру, отличить насморк от аппендицита. На это Даша с достоинством ответила, что принимать она будет завтра с девяти в медпункте, а сейчас она — просто пассажирка, как все.

Даша пересекла площадь и свернула в проулок, ведущий к речной протоке. От быстрой ходьбы у нее сильно билось сердце, но она ни разу не остановилась передохнуть, хотя чемодан порядком оттягивал руки.

Наконец впереди засветилось окно самого крайнего, стоящего в тальниках дома, Даша взялась за проволочное кольцо чуть покосившейся калитки. И тотчас во дворе залаяла собака.

— Мойтурук! — позвала Даша. — Мойтурук!.. Забыл, глупый?

Собака продолжала заливаться. Нет уж, Мойтурук узнал бы ее, хоть и столько прошло времени. И верно — совсем другой голос. Мойтурук обладал известным на весь наслег[22] басом. Очевидно, отец завел новую собаку. Товарищ ее детских игр был уже стар, не помощник зимой в тайге на промысле.

Скрипнула дверь. Без шапки, в легкой домашней куртке на крыльцо вышел отец, ну конечно, отец!

— Папа! — звонко, как в детстве, крикнула Даша, и старик засуетился, закричал на собаку, кинулся к калитке. Даша бросила чемодан и побежала навстречу.

В тот вечер в доме охотника Кычытарова долго не гасили лампу. Стол стоял посередине комнаты, он был покрыт скатертью, которая доставалась из кованого старинного сундука в самых торжественных случаях. Даша хлопотала около печки, вылавливала из чугуна пельмени, которые успела состряпать.

Качал головой их сосед и старый друг отца — Иона Егорович: кажется, это вчера шутили, семиклассницу Дашу называли доктором. И вот — пожалуйста…

Отец налил Ионе и себе спирту, Даше густого темно-красного кагора. Она протянула гостю ковш со сладкой водой из речного льда, но Иона отстранил его.