Неподвижная земля

Вот и в этот раз Волков у себя в кабинете немного помолчал, вероятно, чтобы оторваться от хлопотных сегодняшних обязанностей замдиректора комбината, и его худощавое лицо помолодело, потому что он вернулся в тысяча девятьсот тридцать четвертый год, увидел себя девятнадцатилетним…

— В одном очерке, — сказал Волков, — было написано, что я добирался сюда в глухую осеннюю слякоть… Не знаю, что выиграл автор от такого смещения. На самом деле было восьмое июня. Железная дорога в то время прокладывалась лишь на проектной кальке. И до Балхаша я опять-таки не добирался, прилетел самолетом. К нам «КН-5» ходил, была такая марка. Но я об этом, кажется, вам уже говорил.

Да, говорил, но ему пришлось повториться, потому что речь зашла о тогдашних балхашских летчиках. Напрямую через озеро никто не рисковал летать. Рейс выполнялся с посадкой в Талды-Кургане. Там ночевали, а с утра пораньше летели на Прибалхашстрой в обход, вдоль искромсанных бухтами и заливами берегов, и сверху можно было хорошо рассмотреть, как по-разному смотрится вода в соленой части озера и в пресной.

Трудно было сказать, понадобятся ли для моего будущего повествования все те подробности и люди, о которых рассказывал Волков. Но это все равно никогда не удается угадать заранее, и в таких беседах надо быть внимательным, жадным и уверенным, что пригодится все.

Из-за невероятной отдаленности и оторванности начальник строительства имел в своем распоряжении пять самолетов, а позднее — восемь, и своя собственная эскадрилья была у Прибалхашстроя до тысяча девятьсот тридцать шестого года.

Когда Волков попал сюда летом тридцать четвертого, Аня Гордиенко уже летала. И мало того… Очевидно, в доказательство полного равноправия, в доказательство, что женщина и в небе не уступит любому мужчине, Аня была самой отчаянной среди летного состава.

Это она, а не кто-то другой, упрямо нахмурив брови, тайком от начальства, впервые повела свой «У-2» в Алма-Ату напрямик, через озеро. Доказала, что можно летать и стала летать. Иной раз, особенно при встречном ветре, бензина на весь рейс не хватало. Но и тут голь, так сказать, оказалась хитрой на выдумки… В заднюю пассажирскую кабину уместили канистру литров на пятьдесят, соединили ее бензопроводом с рабочим бачком, и во время полета не избалованный комфортом тогдашний пассажир старательно подкачивал ручной помпой горючее. (Для наглядности, сидя в кресле за своим письменным столом, Волков подвигал воображаемым рычагом.)

Позднее, не расставаясь с канистрой, они для страховки организовали промежуточную посадочную площадку в Баканасе, уже за озером, возле речки Или.

Еще Волков рассказал про Аню, про ее класс и выдержку, как он летал с ней к геологам, которые стояли лагерем в Кзыл-Эспе — это за сто километров к северо-западу от Балхаша… По дороге самолет попал в грозовую тучу, никак не удалось миновать ее. Аню оглушило. Но все же она сумела безукоризненно произвести посадку. Из кабины ее вынесли на руках, и вернуться в тот день, как они думали, не пришлось. Аня потеряла сознание, как только машина колесами коснулась земли, и долго не могла прийти в себя.

Я спросил: а ведь Аня Гордиенко, о которой он вспоминает, она ведь из числа самых первых наших женщин за штурвалом самолета, и, наверное, потом она воевала, как многие и многие ее сверстницы?

— Нет, — сказал Волков и помрачнел.

Она вышла замуж за Сашу Васильева. Саша был тоже летчик, служил в гражданской авиации, их машины тоже обслуживали Балхаш. (Тут Волков добавил, немного подумав: «А ни за кого, кроме летчика, она бы и не вышла».) Они переехали в Москву. Аня продолжала летать, водила тяжелые самолеты, тяжелыми считались девятиместные «АНТ-9». И разбилась где-то под Харьковом… Говорят, она к тому времени повзрослела, остепенилась, и вот…

Вспомнив к слову об Ане Гордиенко, о летных делах, Волков в ту нашу встречу ни о чем больше говорить не мог. Это было понятно. Его молодость совпала с повальным увлечением авиацией, когда по всей стране вспыхивали в небе планеры и рокотали учебные самолеты — «уточки»… (Волков впоследствии даже поступал на факультет самолетостроения в промышленную академию, но так у него сложились обстоятельства, что он снова вернулся на Балхаш.)

Был аэроклуб и у них. Начинали обычно с парашютного кружка. И чтобы не услышать в ответ на уговоры законный вопрос: «А ты сам?..» Волков однажды ясным сентябрьским днем, вместе с инструктором Кондратьевым, стоял на аэродроме у самолета «Х-9». Под ложечкой неприятно посасывало при мысли, что сейчас ему придется сесть в кабину, подняться и потом прыгать в пустое небо.

Когда самолет набрал высоту восемьсот метров и сделал несколько виражей, Кондратьев коротко скомандовал:

— Пора…

Волков вылез на крыло, чувствуя, каким упругим может быть воздух.

— Прыгай!