Неподвижная земля

В ночь на 30 апреля 1919 года форт Александровский, занятый в ту пору белыми, был захвачен стремительным десантом кораблей Астраханско-Каспийской военной флотилии. Это было сделано в ответ на телеграмму Председателя Совнаркома Ульянова-Ленина от 24 апреля, где, в частности, говорилось: «…нельзя ли завоевать устье Урала и Гурьева», и дальше — известные слова об отчаянной нужде в нефти.

Захват Форта произошел настолько внезапно, что красным военморам удалось затеять успешную радиоигру с противником: сохранялась видимость, что Александровский по-прежнему в руках частей атамана Толстова. Так был перехвачен в открытом море паровой баркас «Лейла». На нем из Баку в Гурьев шел личный представитель Деникина, посланный им к Колчаку, — генерал Гришин-Алмазов. Сам генерал застрелился, не успев уничтожить документы совершенной секретности. Достаточно сказать, что в письме Деникина намечались планы совместного с адмиралом похода на Москву.

Я не стал бы пересказывать материал, добытый в упорных поисках (а я-то знаю, чего они подчас стоят) другим человеком, если бы меня не привлекло там одно обстоятельство. В Форте и до прихода белых находился на службе радиотелеграфист, белорус, родом из Могилевской губернии. Жил он здесь по-семейному, с женой, у них был грудной ребенок. Белые мобилизовали радиста, но после захвата Форта он принял сторону революционных моряков и доказал это делом: сам сидел на ключе во время оживленных переговоров с Гурьевом, где стоял штаб Толстова, и Петровском — о проходе «Лейлы». Радисты знают друг друга, и появление чьего-то чужого почерка могло их сразу насторожить и сорвать всю операцию. Для фортовского радиста это был риск, и немалый. Ведь красные вскоре оставили Форт — его трудно было удержать из-за оторванности от основных баз.

Теперь придется снова вернуться к «Кара-Бугазу». Но литература, как я уже говорил, в моих поисках все время вмешивалась в действительные события, и книга, и очерк — становились вполне реальными фактами.

История Кулекена связана с той группой заключенных, которую деникинцы высадили на острове Кара-Ада.

А была и другая.

Паустовский писал:

«…Остальные заключенные из Петровской тюрьмы… были высажены деникинцами на восточный берег моря, вблизи Кара-Бугаза. Эта партия заключенных пошла через пустыню в Красноводск… Незадолго перед этим белые были выбиты из Красноводска красными частями, наступавшими со стороны Ашхабада…

Заключенные шли в не затихавшем ни на один день песчаном урагане. Дул норд. Каждый час в конце страшного шествия, растянувшегося на несколько километров, падали выбившиеся из сил. Они кричали и звали передних, но остановиться надолго было равносильно смерти.

Первыми погибли женщины с детьми и матрос-инвалид, ковылявший по пескам на костылях. Передние уходили далеко, задние теряли их след, шли наугад в песчаную муть пустыни, шли до вечера, падали и лежали, зная, что помощи не будет ниоткуда».

Дальше там перечислялись люди, которые были среди этих трехсот. Грузин Халадзе, участник революционных событий в Персии. Штурман Бархударов — спокойный и отчаянный человек, он прославился тем, что из Астрахани доставлял оружие под самым носом у деникинских дозорных судов, а когда за ним погнались, он потопил пароход. Деникинские контрразведчики посчитали нежелательным и опасным старика Мухина, автора проекта «О социализации недр земли».

«Шествие мертвых» тянулось примерно в тех же местах, где много лет спустя остался один на один с пустыней шофер Дзуцев, где Кулекен гонял скот в Красноводск и где теперь провели высоковольтную линию на Бекдаш.

До города оставалось километров восемьдесят, и стало ясно, что им — не дойти. Начальство принял Мухин. Он, видимо, умел и действовать, а не только составлять проекты. Первый приказ его был: оставаться на месте и ждать помощи. А сорок наиболее выносливых пошли с ним к Красноводску. Через каждые три или четыре километра один из них оставался для ориентировки.