Темнота все время скрывала его, а потом он снова появился в слабом сумраке коридора, ведущего к выходу на поверхность. Ему не оставалось ничего другого — подняться, а там или уходить в пески, или опять попробовать перехитрить.
Путь по каменной лестнице был свободен, и Жетибай, пятясь, поднялся. В наземной части — по волчьему своему чутью — он рывком обернулся и выстрелил, но выстрелил и лейтенант, и рука Жетибая повисла плетью.
Он мгновенно упал на здоровую руку и скользнул вниз по ступеням. Но там был Шеген. Он ударил его прикладом по затылку, и наконец-то Жетибай успокоился.
— Шеген?.. — окликнул лейтенант.
— Я…
— Ты не убил его?
— Нет, кажется, оглушил.
На выстрелы прибежал Алибай, и они вместе с лейтенантом стали спускаться. Одному Шегену было не под силу вытащить Жетибая наверх.
Жетибай лежал у стены в надземной части мазара и все еще не приходил в себя.
— Ну вот… — сказал лейтенант, он снял пилотку и положил ее рядом, а пистолет держал на коленях.
Алибай — в упор — разглядывал Жетибая.
А Шеген возился с вещмешком, который они тоже принесли сюда снизу. Достал пачку концентрата — ее тяжесть не вызывала сомнений, что это вовсе не перловка, как написано на обертке. Приложил к уху безмолвные часы Кировского завода — их стрелки показывали без двенадцати минут двенадцать.
— Все как предупреждали, — сказал лейтенант, наблюдавший за Шегеном. — Смотри-ка, все свое добро с собой захватил, пожалел бросить. Наверно, Жетибай решил в одиночку выходить на мост…
Жетибай лежал у стены не шевелясь, и маленький жучок бесстрашно полз по его небритой щеке.
— Такой, как он, и один пойдет, — согласился Шеген и вдруг замер с часами в руках, — Лейтенант! Скажи, почему мешок был развязан, когда я поднял его, там, внизу?!
Воронов вскочил.
— Алибай! Коней!
Вдвоем с Шегеном они подхватили связанного Жетибая, чтобы волочь в выходу, но тот неожиданно начал оказывать им яростное молчаливое сопротивление.
Алибай с лошадьми показался у самого входа, а они все не могли никак одолеть Жетибая. И Шеген снова ударил его по голове рукояткой пистолета, и он сник, и только тогда они беспрепятственно вытащили наружу грузное тело.
На руке у лейтенанта, отсчитывая секунды, тикали большие часы — точь-в-точь такие, что были в мешке у Жетибая.
Воронов без пилотки — пилотка осталась в мазаре — и Алибай на одном коне, а на другом — Шеген и переброшенный, как мешок, через седло бесчувственный Жетибай, — на полном скаку уходили от Хан-Сары, но мавзолей, казалось, невероятно медленно отодвигался назад…
Они еще не успели достичь бархана, за которым можно было укрыться, когда взрыв поднял в небо древние стены — над ними прежде не было властно само время — и землю и сверху, заставляя пригибаться, посыпались осколки камней — дождем, их обволакивала тончайшая пыль.
А потом наступила тишина.
Там, где только что стоял мазар Хан-Сары, клубилось желтое облако.
XII
К небольшому такыру за Еке-Утуном, неподалеку от мазанки, где недавно останавливался патруль Воронова и где на руках у пожилой женеше оставил Алибай Айжан, спешила, дребезжа на ходу, полуторка.
Рядом с шофером сидел Каиргалиев — не в штатском, он был в полной форме.
Причину их поспешности можно было понять: над такыром заходил на посадку «По-2».
Полуторка остановилась с краю, а самолет сел, пробежал и замер поблизости от них. Еще и еще провернулся винт, сея ветер, — и затих. На крыло вылез пассажир, и когда он стащил с себя шлем, это оказался подполковник Андреев.
— Капитан Каиргалиев. — представился начальник райотдела.
— Здравствуйте… Вы позаботились об охране самолета, чтобы летчик мог отдохнуть?
— Так точно…
Из кузова спрыгнул боец с винтовкой и направился к ним.
В Еке-Утуне полуторка с площади свернула в переулок и подрулила к зданию райотдела.
Подполковник обратил внимание на старика казаха — старик сидел на земле у коновязи и с полным безразличием смотрел перед собой. Тут же был привязан его верблюд.
В кабинете подполковник спросил у Каиргалиева:
— А что это за старик?
— Оразбай… Оразбай, отец одного из группы Жихарева. Его мы вызвали сюда для опознания. И пусть сын посмотрит в глаза отцу, может, станет разговорчивее.
— Убитые там есть?
— Есть. И у них, и у наших. Но кто — неизвестно.
В тот вечер Галина Петровна дежурила, и к ней на коммутатор пришла Акбота.
— А как звали того парня?
— Какого? — не поняла Акбота.
— Конечно! Ты и понятия не имеешь… Соединяю, товарищ Рахимов… Говорите… Значит, Акбота, ты совсем не помнишь парня, который был здесь с лейтенантом и который постоянно торчал у твоего окна?
— А, такой худой, высокий?
— Да, да, худой и высокий… А ты слыхала, что где-то в песках, была схватка с группой диверсантов?
— Слыхала.
— А знаешь, что встретил их конный патруль Воронова?
— Ойбай! Убит кто-нибудь?
— Не знаю.
Акбота стояла у окна. Луна шла уже на ущерб, но на улице было достаточно светло.
— Келин… — позвали ее.
Она испуганно повернулась, выглянула в окно.
— Кто?.. Ата, это вы? Сейчас… — И, проходя к двери мимо Галины Петровны, объяснила: — Ата, отец моего мужа, приехал…
Оразбай ждал ее не у крыльца, а возле неосвещенного окна.