Неподвижная земля

Акбота подошла к нему.

— Ата… Вы когда приехали? Почему сразу не пришли к нам?

— Подожди, — остановил он ее. — Я не сам приехал, не в гости. Меня вызвал начальник. Он про Касыма плохое говорил. Касым не убит и не пропал без вести. Нашего Касыма видели в песках с чужими людьми.

Акбота прислонилась к стене.

— Если это правда, — продолжал старик, — он все равно что умер. Или расстреляют, или навсегда отправят туда, где на собаках ездят. Все равно что умер… А для тебя Касым пусть останется таким — помнишь, мы с ним приехали? Твоя мать тогда жила в «Жана-тапе»…

Он еще постоял.

— Таким пусть останется… Не провожай меня. Я должен вернуться. Начальник не велел надолго уходить.

Акбота смотрела, как старик пересек лунную площадь, как он свернул в переулок. У нее не было сил вернуться на коммутатор, к Галине Петровне. Не было сил и стоять так в полной оцепенелости. И неизвестно, что бы она сделала, если бы не взглянула в конец улицы.

— Галия-апа, — позвала она.

Галина Петровна выглянула в окно.

По улице ехали всадники. Впереди — Шеген, он приветствовал взмахом руки, но Акбота не видела этого.

Она искала среди них другого — с надеждой ли искала, или со злобой, или с невысказанным прощением, этого нельзя было понять по ее лицу.

За Шегеном шли лошади с притороченными вьюками — угадывались тела людей, которые сами уже никогда не устроятся в седле… Дальше ехали — Жетибай с рукой на перевязи, Халлыназар — у него нога была подвешена повыше, продета в петлю, привязанную к луке седла, и Нуралы — невредимый.

Они ехали в полном молчании, и сбоку этих троих охранял раненый Досымжан.

Позади всех ступали лошади Алибая и Воронова. Воронов был без пилотки, голова у него перебинтована. Он курил, и самокрутка вспыхивала яркой точкой.

— Толя? — окликнула его Галина Петровна.

— Галина Петровна, здравствуйте, — отозвался он.

Всадники проехали.

Акбота продолжала стоять, словно ждала еще кого-то. Но никто не появился, и она медленно, не ответив Галине Петровне, которая что-то сказала ей, пошла по улице.

В кабинете у Каиргалиева, где горела все та же пятидесятилинейная лампа, Воронов закончил свой доклад, и подполковник спросил у него:

— А как вел себя в деле этот боец? Ну, ты знаешь, о ком я говорю… Этот, которого сбросили тогда в Западном Казахстане, а он сам пришел…

— Досымжан?

— Да. Да, Нурмухамедов Досымжан.

— Мое мнение: его нужно освободить от всяких подозрений… Если только какие-то подозрения остались. Если бы не Досымжан, я бы не смог подобраться вплотную к тем двоим — Халлыназару и Нуралы. Досымжан меня прикрывал. А до этого, я уже говорил, на бархане он схватился с помощником Жетибая и с самим Жихаревым и уложил обоих…

— Понятно… Ну, молодец. Молодцы и он, и ты, лейтенант, и все! Будешь писать рапорт, не ленись, изложи все подробно. Теперь, капитан, я хочу посмотреть задержанных, — повернулся он к Каиргалиеву.

— Всех вместе? — спросил тот.

— Да, для начала давайте всех троих.

Капитан распорядился по телефону, и их ввели по одному. Первым шел Жетибай, за ним — Нуралы, а последним — Халлыназар, он при ходьбе опирался на плечо одного из конвоиров.

Молчание нарушил Каиргалиев.

— В Каркыне ты был старшина Жетибаев. Когда взяли тебя, нашли документы — старший сержант Байгалиев… А как же, скажи, твое настоящее имя?

Жетибай не ответил.

Воронов, сидя у окна рядом с подполковником, вполголоса переводил ему разговор. А вернее, не разговор, а то, что говорил начальник райотдела.

— Если ты не хочешь сказать, я сам назову. При рождении имя тебе было дано Арсланбек. Верно?

Казалось все это нисколько не касается Жетибая. Он не поднял глаз и тогда, когда Каиргалиев стал говорить дальше:

— Да, Арсланбек… Под этим настоящим своим именем ты прошел по многим разработкам. И ты, к твой отец Жумагали. Он-то погиб в перестрелке в тридцать первом, когда его банда пошла на Кара-Бугаз… А твой след, если честно говорить, мы потеряли на долгие годы…

Жетибай молчал.

— Но то — старое — мы сейчас ворошить не будем. Пока будем звать тебя Жетибай… Вот объясни мне, Жетибай, как погиб Касым? Он ведь с тобой пошел, когда вы все разделились у того мохнатого холма? С тобой? Отвечай же…

При имени Касыма Нуралы, тоже отсутствовавший в мыслях, поднял голову и стал прислушиваться.

— Жетибай, ты все еще не хочешь говорить? Тогда меня послушай. Ты Касыму не доверял. Ты думал, он может пойти против тебя и против Жихарева, хоть Жихарев и заготовил фотомонтажи, до самых своих последних минут с ними не расставался. Так?.. И ты сам, ты и пристрелил Касыма.

Нуралы не мог сразу поверить этому капитану. Капитан говорит так нарочно, чтобы она теперь начали все рассказывать друг про друга, все, что было и чего не было.

Но у капитана были свей доводы.

— Да, сам, — повторил он.

Жетибай поймал на себе пристальный взгляд Нуралы.

— Нет…

Это было первое слово, которое Жетибай произнес с тех пор, как Шеген оглушил его в подземной части древнего мазара, и Воронов рядом с подполковником даже замолк на минуту, прислушиваясь к звуку его голоса.