Неподвластные времени

Джейсон принялся за отбивную. Он опустошил уже половину тарелки, когда наконец тихо спросил:

— А он вернется?

Чувствуя облегчение от этого вопроса, Анни поднесла к губам салфетку.

— Я знаю, что он хочет вернуться, — сказала она. — На самом деле, ему не хотелось уезжать, но у него не было выбора. Он приглашал нас к себе. В пятницу, когда ты вернешься из школы, мы поедем к нему. У Джейсона был взволнованный вид.

— В Оклахома-Сити?

— Да.

— И … останемся у него?

— Да.

— А-а, — только и сказал он. Но его глаза и выражение лица говорили Анни гораздо больше. Во-первых, он пришел в восторг — Джейсон любил ездить туда, где он еще не бывал. Во-вторых, он был взволнован и насторожен.

Джейсон окончил ужин и встал из-за стола.

— У тебя есть задание на дом? — поинтересовалась Анни.

— Нет. — Он отвернулся и сунул руки в карманы. — Пойду к себе.

Джейсон чувствовал, что она смотрит ему в спину, как она всегда делала, когда пыталась угадать, что у него на уме. Мать желала ему добра, но он вовсе не хотел, чтобы она знала, что у него на уме. И чтобы никто другой не знал.

— Пока, — сказал он, покидая кухню.

— Джейсон?

Он остановился в дверях и поднял плечи.

— Да?

— Ты в порядке? Конечно, мам, — соврал он.

В своей комнате он закрыл дверь и в темноте скорчился на кровати. От чувства собственной вины у него кололо под ложечкой. Он знал, что нехорошо врать маме, но, если ей сказать, что все плохо, она захочет узнать, почему.

«Да, все плохо», — подумал Джейсон, всхлипнув. Его папа умер и никогда больше не вернется к нему.

«Ну же, скажи вслух, трус, — яростно прошептал он самому себе. — Он умер».

Потом пришли слезы. Джейсон старался не плакать, но не знал, как сдержать себя, и слезы лились и лились. Он спрятал лицо в шарф с эмблемой футбольной команды Далласа, который подарил ему папа, и тихо скулил.

Папа, папочка, зачем ты умер?

Зачем ты ударил маму, а потом ушел и умер вот так? Почему ты назвал меня ублюдком? Мне так больно, папочка, так больно, а сердиться на тебя я не могу, нам в воскресной школе сказали, что нельзя сердиться на тех, кто умер.

Джейсон колотил по кровати стиснутыми кулаками. Он знал, что ведет себя черт-те как, но ему было все равно; он не мог заставить себя не сердиться на папу. Папа ударил маму! Он о таком и не слыхал, чтобы чей-нибудь отец бил мать!

Но, даже сердясь на отца, Джейсон испытывал внутреннюю боль, потому что даже если он и ударил маму, Джейсону не хотелось, чтобы его папа умирал. И не хотелось, чтобы этот другой, Харпер, крутился рядом. Не хотелось, чтобы он приглашал Джейсона и его маму в город на уик-энд. Не хотелось радоваться предстоящей поездке. В этом не было ничего хорошего. Все это было нечестно! Мальчик почему-то чувствовал себя предателем.

— Почему это нельзя вернуть время, когда мама не сердилась и папа был жив?

Джейсон чувствовал, что глаза все сильнее щиплет, и в конце концов он понял, что снова плачет, как последний трус. Ну и пусть. Ему всего лишь хочется, чтобы все было по-прежнему, чтобы папа был там, где ему и полагалось быть.

Он сильнее скорчился и глубже зарылся лицом в шарф, стараясь подавить рыдания. Папа, папочка, я все равно люблю тебя.

Анни тревожилась за Джейсона. Он никогда не сидел у себя в комнате весь вечер. Время ложиться спать, а он не выходил с самого ужина. Она поднялась наверх и не увидела светлой щели под дверью. Она тихонько отворила дверь и облегченно вздохнула: он уже спал.

Не в силах преодолеть нежность к своему сыну, которого она любила больше жизни, Анни подошла к кровати и остановилась. Свет из коридора падал на его светлые волосы и тонкое лицо с высокими скулами. Она помешкала, потом нагнулась и осторожно поцеловала его. Заметила следы слез на его щеках. И сердце ее сжалось.

Бедный мой малыш, как тебе, должно быть, больно. Я отдала бы все, чтобы утешить тебя.

Но она не могла вернуть ему отца, хотя лишь это — она знала — могло излечить горе Джейсона.

Она коснулась губами его лба и нежно прошептала:

— Спи, милый, приятных тебе снов. Я люблю тебя.

Поправляя на нем одеяло, она заметила, во что он одет. И сердце ее сжалось, когда она увидела, что на Джейсоне любимая старая футболка Майка.

Поздно вечером, когда Анни запирала входную дверь, зазвонил телефон. Анни бросилась снять трубку, но рука ее застыла в дюйме от аппарата. Неужто Харпер? Пожалуйста, Господи, пусть он!

Глубоко вдохнув, чтобы взять себя в руки, она сняла трубку после третьего звонка.

— Алло!

Молчание было ей ответом. И сердце ее упало. Никого.

Нет, это неправда. Непохоже, чтобы линию разъединили, чтобы на том конце повесили трубку. Она слышала слабый вздох, затем еще один. Как в ту ночь, перед тем, как она обнаружила входную дверь открытой.

— Алло! — настойчиво произнесла она. — Кто говорит? Никакого ответа.

— Это не смешно. Если ты снова позвонишь, я тебя все равно вычислю и скажу твоим родителям.

Раздался ясный щелчок, потом гудки.

Рассердившись на придурка, который затевает подобные игры среди ночи, Анни бросила трубку на рычаг. Должно быть, какой-то мальчишка. Дети часто разыгрывают такие штучки с телефоном.