Непоэмание

ванную не бьет твою подругу; бранью скотской не кроет мальчика, как пес,

и денег у твоей Чуковской всенепременно будет воз; спи-спи, малыш, вся

эта слякоть под землю теплую уйдет, и мама перестанет плакать, о том,

что ты такой урод, и теребить набор иконок. Да черт, гори оно огнем -

Когда б не этот подоконник и семь поникших роз на нем.

Ночь 15-16 января 2006 года.

ОДНО УТРО

Город носит в седой немытой башке гирлянды

И гундит недовольно, как пожилая шлюха,

Взгромоздившись на барный стул; и все шепчут: глянь ты!

Мы идем к остановке утром, закутав глухо

Лица в воротники, как сонные дуэлянты.

Воздух пьется абсентом – крут, обжигает ноздри

И не стоит ни цента нам, молодым легендам

(Рока?); Бог рассыпает едкий густой аргентум,

Мы идем к остановке, словно Пилат с Га-Ноцри,

Вдоль по лунной дороге, смешанной с реагентом.

Я хотела как лучше, правда: надумать наших

Общих шуток, кусать капризно тебя за палец,

Оставлять у твоей кровати следы от чашек,

Улыбаться, не вылезать из твоих рубашек,

Но мы как-то разбились.

Выронились.

Распались.

Нет, не так бы, не торопливо, не на бегу бы –

Чтоб не сдохнуть потом, от боли не помешаться.

Но ведь ты мне не оставляешь простого шанса,

И слова на таком абсенте вмерзают в губы

И беспомощно кровоточат и шелушатся.

Вот все это: шоссе, клаксонная перебранка,

Беспечальность твоя, моя неживая злость,

Трогать столб остановки, словно земную ось,

Твоя куртка саднит на грязном снегу, как ранка, -

Мне потребуется два пива, поет ДиФранко,

Чтобы вспомнить потом.

И пять – чтобы не пришлось.

23 января 2006 года.

АВТООТВЕТЧИК

[почти жизнь в семи строфах]

Упругая,

Легконогая,

С картинками, без врагов –

Пологая

Мифология:

Пособие для богов.

Юное, тайное,

Упоительное,

Первым номером всех программ:

Посткоитальное

Успокоительное

Очень дорого: смерть за грамм.

Дикие

Многоликие,

Приевшиеся уже

Великие религии –

Загробное ПМЖ.

Дурная,

Односторонняя,

Огромная, на экран –

Смурная

Самоирония:

Лечебная соль для ран.

Пробные,

Тупые,

Удары внутри виска.

Утробная

Энтропия –

Тоска.

Глаз трагические

Круги -

Баблоделы; живые трупы.

Летаргические

Торги,

Разбивайтесь на таргет-группы.

Чугунная,

Перегонная,

Не выйти, не сойти –

Вагонная

Агония –

С последнего пути.

***

Мы вплываем друг другу в сны иногда – акулами,

Долгим боком, пучинным облаком, плавниками,

Донным мраком, лежащим на глубине веками,

Он таскает, как камни, мысли свои под скулами,

Перекатывает желваками,

Он вращает меня на пальце, как в колесе, в кольце –

Как жемчужину обволакивает моллюск,

Смотрит; взгляд рикошетит в заднего вида зеркальце,

На которое я молюсь;

Это зеркальце льет квадратной гортанной полостью

Его блюзовое молчание, в альфа-ритме.

И я впитываю, вдыхаю, вбираю полностью

Все, о чем он не говорит мне.

Его медную грусть, монету в зеленой патине,

Что на шее его, жетоном солдата-янки -

Эту девушку, что живет в Марианской впадине

Его смуглой грудинной ямки.

Он ведь вовсе не мне готовится – сладок, тепленек,

Приправляется, сервируется и несется;

Я ловлю его ртом, как пес, как сквозь ил утопленник

Ловит

Плавленое солнце.

***

Утро близится, тьма все едче,

Зябче; трещинка на губе.

Хочется позвонить себе.

И услышать, как в глупом скетче:

- Как ты, детка? Так грустно, Боже!

- Здравствуйте, я автоответчик.

Перезвоните позже.

Куда уж позже.

***

Я могу ведь совсем иначе: оборки-платьица,

Мысли-фантики, губки-бантики; ближе к массам.

Я умею; но мне совсем не за это платится.

А за то, чтобы я ходила наружу мясом.

А за то, что ведь я, щенок, молодая-ранняя –

Больше прочих богам угодна – и час неровен.

А за то, что всегда танцую на самой грани я.

А за это мое бессмертное умирание

На расчетливых углях взрослых чужих жаровен.

А за то, что других юнцов, что мычат «а че ваще?»

Под пивко и истошный мат, что б ни говорили –

Через несколько лет со мной подадут, как овощи –

Подпеченных на том же гриле.

***

Деточка, зачем тебе это всё?

Поезжай на юг, почитай Басё,

Поучись общаться, не матерясь –

От тебя же грязь.

Деточка, зачем тебе эти все?

Прекрати ладони лизать попсе,

Не питайся славой, как паразит –

От тебя разит.

Деточка, зачем тебе ты-то вся?

Поживи-ка, в зеркало не кося.

С птичкой за окном, с чаем с имбирем.

Все равно умрем.

12 февраля 2006 года.

СТИШИЩЕ

А факт безжалостен и жуток, как наведенный арбалет: приплыли, через трое

суток мне стукнет ровно двадцать лет.

И это нехреновый возраст – такой, что Господи прости. Вы извините за

нервозность – но я в истерике почти. Сейчас пойдут плясать вприсядку и

петь, бокалами звеня: но жизнь у третьего десятка отнюдь не радует меня.

Не то[ркает]. Как вот с любовью: в секунду - он, никто другой. Так чтоб

нутро, синхронно с бровью, вскипало вольтовой дугой, чтоб сразу все

острее, резче под взглядом его горьких глаз, ведь не учили же беречься,

и никогда не береглась; все только медленно вникают – стой, деточка, а

ты о ком? А ты отправлена в нокаут и на полу лежишь ничком; чтобы в

мозгу, когда знакомят, сирены поднимали вой; что толку трогать ножкой

омут, когда ныряешь с головой?

Нет той изюминки, интриги, что тянет за собой вперед; читаешь две

страницы книги – и сразу видишь: не попрет; сигналит чуткий, свой,