Сверкает на солнце снежок, искрятся заснеженные ели, и ветра нет. Благодать, одним словом! Бежит через лес лошадка, дровни тащит. А в дровнях мужичок сидит, сам в зипунишке штопаном - перештопанном, валеночки на нём такие же худые, да зашиты умело. Видать, заботливая хозяйка валеночки те зашивала, собирала мужичка в дорогу-то. Да дорога не далека по российским-то меркам, чего там! За день доехать можно. Вот скоро за поворотом и деревенька появится, не за тем, так за следующим, а не за ним, так ещё за каким.
Рассказ18+Сверкает на солнце снежок, искрятся заснеженные ели, и ветра нет. Благодать,
одним словом! Бежит через лес лошадка, дровни тащит. А в дровнях мужичок сидит, сам в
зипунишке штопаном - перештопанном, валеночки на нём такие же худые, да зашиты
умело. Видать, заботливая хозяйка валеночки те зашивала, собирала мужичка в дорогу-то.
Да дорога не далека по российским-то меркам, чего там! За день доехать можно. Вот скоро
за поворотом и деревенька появится, не за тем, так за следующим, а не за ним, так ещё за
каким. Хрустит снег под копытами, сверкает на обочине, ветер в лицо мужичку дует, да
ничего, не страшно, пускай дует, на то он и ветер-то. А холодно станет, так вот и согреться
есть чем, вот она, родименькая-то, достать, да крышечку свернуть да глотнуть как следует,
вот и тепло-то станет. Другая беда у мужичка в голове сидит, та, что и погнала его в
дорогу. Тяжёлая видать беда-то, раз с печки согнала да в дорогу двинула...
А вот и деревня показалась, Мормухино, домишки старые, покосившиеся, но
добротные, на века строили. И приятель по улице идёт, видать табачком вышел разжиться
или так, соседей проведать...
-Здоров, Михей!
-Здоров, Фафаня! (Тпруууу, зараза!)
-Куда собрался-то?
-Да вот, до кума приехал, до Васьки. Беда у нас стряслась, виш ты, спасаться как-то
надо...
-Беда говоришь...Слушай, у тебя табачку-то нету?
-Откудава ему быть-то теперя-то... Скоро и хлеба-то не будет, да и у вас тож...
-Э, погодь, паря, чего несешь-то? У вас там завсегда табачок-то был, а теперь нету?
-А что, не слыхал что ль? Давай, садись, по дороге расскажу, пока к Ваське
добираемся.
-Да щас, погодь малость... Эк расселся! - сказал Фафаня, устраиваясь на дровнях.
-Ништо, скоро по трое усаживаться здесь будем, да для баб место останется...-
Грустно сказал Михей.
-Да что стряслось-то?
-То и стряслось... Но!!! Пошёл, пошёл, милай! - слегка вытянул по спине конька
возжами Михей... -В общем так, паря. Слышал про хранцузов-то?
-Эт которые своему царю башку снесли да своим умом жить стали? А как же! Барин
сказывал. Да табачок-то тут причём?
-Да на тебе, замест табачка, достал уже! - протянул Михей скляночку заветную. -
Живешь тут как в берлоге, и не знаш ничего. Они теперь воевать нас идут, аль не слыхал?
-Брешешь!
-Собаки брешут! Да глоток-то оставь, мне тож хоца. В деревне они у нас уже, понял,
раздолба? Сожрали уж почти всё, что было, да и табак тож скурили.
-Эк как оно повернулось то... А я и то смотрю, солдаты деревней шли на той
неделе...
-Так что ж ты не спросил, куда идут-то?
-Да спросишь тут, я ж в запое котору неделю-то...
-Тьфу, пьянь! Управы на тебя нет. Да отдай склянку-то, бестолочь!
-
Да на, приехали уже, вон дом-то Васькин!
-Тпру, зараза!
-Слышь, Михей, так что, табачку-то у вас нету что ли?
-Вот достал! Пошли, щас у Васьки спросим...
...
Васька, Михеев кум, мужик был в деревне уважаемый. Все его звали Василий
Петрович, если в лицо, а за глаза, понятное дело, Вася-Бугай, потому что силушки ему
господь дал немеряно. Кряжист был Василий молчалив и неулыбчив, чем-то и правда
напоминая старого, но очень крепкого быка. Староста, и тот обходился с ним вежливо,
просто так, на всякий случай, да говаривали что, и барин его побаивается. И только
Михей, на правах родственника, называл кума просто, Василием.
-Ну с чем пожаловали, гости дорогие? - спросил Василий.
-Да мы насчёт табачку, - было заикнулся Фафаня.
-Погодь, о деле сперва, - осадил его Михей.- Слыш, Василий, тут у нас в деревне
такое творится...
И рассказал Василию всю правду, и про то, как свои солдаты шли деревней, съели,
что могли, и как французы после них в деревню пожаловали, забрали, что осталось,
лошадей и тех с собой уволокли, да жену Михееву убили, спьяну, не иначе...
-Вот так, Василий, и остались мы вдвоём с Гнедком. Ульянку - то я схоронил, как
полагается, панихиду заказал, только могилу копать тяжело было, пока прогреешь её,
землицу тоесь, кострами-то, вся ночь уйдёт... Ну а окромя тебя податься-то мне и некуда,
никого, слыш-ко, не осталось. Выгонишь, так пойдём с Гнедком по свету белому, а не
выгонишь, так у тебя заживём, пахать по весне будем. Как скажешь, кум?
-Пахать... Много ты напашешь один-то. Слушай, а что ты мерина своего Гнедком-
то назвал? Он больше на Серко тянет.
-Да так, знаешь. Конь у батьки был, Гнедко, ну я и рассудил, пусть и этот Гнедком
будет. Слушай, а почему один-то? Двое нас с ним-то!
-Табачку-то, - встрял Фафаня, - стрась как курить хоца.
-На, покури на крыльце, - протянул ему кисет Василий. -Нечего тут вонять зельем-
то. Да дверь прикрой, избу выстудишь!
Благодарный Фафаня исчез за дверью.
-Так чего один-то? - спросил Михей.
-А смекни-ка, долго ли бусурмане у вас в деревне стоять будут и куда дальше
двинуться? А?
-Эвона, как...-понял Михей, - А что делать-то? Мож, старосте сказать, пусть
придумает что?
-Нет уже старосты, - грустно сказал Василий и перекрестился. - Помер он, третьего
дня.
-Ну?
-Вот и ну. Метель тут случилась, а он домой и шёл откуда-то. Утром нашли, да и...
похоронили...Так-то вот... И даже никто не знает, откуда и шёл-то...
-Мож, из кабака?
-Мож и из кабака...Так что с хранцузами делать будем?