Непогребённые (СИ)

  всех пойдёт, а мы следом, добивать, кто останется. (При этих словах Фафаня приосанился)

  Слышь, Михей?

  - Чего?

  - Ты вот скажи, а супостат быстрей тебя до нас доедет?

  -Это вряд ли, обоз ему тащить, и вообще.

  -А как думаешь, выйдут они когда?

  -С утреца, надо полагать.

  -Ну так и мы, с утреца выйдем. И встретим их у оврага. А там и разберёмся, кто они

  такие, и чего им надо.. Утром на площади собираемся, возьмите что у кого есть, топоры,

  дубины. Снегоступы не забудьте, пригодятся. Ну всё, расходись... С богом, мужики...

  ...

  Шли молча, сознавая, что могут и не вернуться. Странное зрелище представляли

  собой мужики. Вроде как войско, только одеты по-разному, да оружие у каждого своё, у

  кого дрын, у кого вилы. Многие несли дубинки за поясом, либо топоры. Известное дело,

  куда мужик без топора-то? Хоть избу поставить, хоть дровишек нарубить, для костерка или

  в печку. Только не по дровишки те топорики были с утра заточены заботливой хозяйской

  рукой, да покрепче на обуха насажаны, ох, не по дровишки...

  -Слышь, Василий... - тихо сказал Егор.

  -Чего?

  -А ведь побъём мы хранцузов-то...

  -Ага...

   И вновь воцарилось молчание.

  Не был Василий гениальным стратегом, но место для засады удачно выбрал. Овраг

  неподалёку от дороги с одной стороны, густая еловая поросль с другой. И не видно с

  дороги, есть ли кто, и деваться некуда. Расположились удобно: подпилили пару крупных

  ёлок, дорогу перекрыть вперёд и назад, когда понадобится. Толкни их, и капкан замкнётся.

  Наблюдателя посадили на дерево, возле поворота со строгим наказом увидишь кого -

  слазь и докладай, всё как есть. Костры жечь не стали, чтоб себя не выдать, ничего что

  холодно. Придёт враг - вот тут-то сразу и настанет настоящая жара. И ещё морду Гнедку

  зипуном замотали, чтоб не заржал раньше времени, не выдал мужиков. Вести груз Гнедку

  в деревню после боя, тяжёлый груз. Все знали об этом, но каждый надеялся на своих двоих

  вернуться, и никому не желал ничего другого.

  ...

  Движется по дороге отряд французский, молча движется. Солдаты сплошь в тряпки

  замотаны, от холода, хмурые, уставшие. Одна мысль, хоть бы до деревни какой дойти, да

  что толку. Там тоже самое - неприветливые крестьяне из которых пожрать так просто не

  выбьешь, и у которых русские солдаты уже всё забрали, озлобленность и холод, холод, будь

  он проклят. И снег. И зачем только императору понадобилась эта неприглядная земля со

  своим снегом, от сверкания которого уже глаза болят, и домой охота, к жаркому южному

  солнышку, да к винам хорошим, да к женщинам, лучше которых вроде и нет на земле, а вот

  опять ноги замёрзли и топай... топай... И не увидел командир - молодой и красивый

  лейтенант-гасконец, как с дерева соскользнула бесшумная тень, да скрылась за кустами.

  Снег сверкающий глаза ему заслепил.

  И вдруг упала ёлка здоровая, поперёк дороги, и снег с неё во все стороны

  посыпался. Заржала лошадь под гасконцем, беду чуя. И сзади, за отрядом тоже дерево

  упало, поняли солдаты, что не просто так это всё, да поздно уже.

  -Quois? Quois? - заквакал офицер, вырывая шпагу из ножен. Но было уже поздно.

  С криком выскочили на дорогу мужики русские, размахивая оружием своим

  самодельным. Рванулись им французы навстречу. И закипела битва! Теснят мужики

  французов, а тем и драться несподручно: дорога тесна, а мужики налегают, и отойти

  некуда, ни размахнуться, ни ударить. Василий первым в отряд французский вклинился, за

  ним ещё мужики, гогоча и разрезая отряд французов пополам. Эх, тяжела рука Василия, не

  даром его Бугаём на деревне прозвали! Орудует дубиной, смотреть страшно. Визжат что-то

  французы, что - непонятно. Вот уже и шапку потерял где-то, да чёрт с ней, не до того. Не

  воюет он уже с врагами, а просто убивает. Так медведь ломает свору собак, насевших на

  него: удар лапой - и нет собаки, удар - и другой нет. Сзади Михей с топором

  окровавленным со спины его прикрывает, кричит что-то, не понять, не до того.

   А с другого краю Егор-кузнец с гасконцем сцепился. Саблю у кого-то отобрал, и сам

  тому не рад: не по руке она ему, легка больно, да и офицеру-гаду легче, он с измальства

  обучен на саблях драться. "Эх, молот бы сюда мой,-думает Егор, - оно и привычнее. А что

  эта саблюха-то? И чего я, дурень, молот не взял". Ну как ему в голову могло прийти, что

  струмент его, самая мирная вещь на свете, которой он подковы и лемехи ковал, для

  страшного дела понадобится! Размахнулся офицер хитрым фамильным замахом, который

  ему не на одной дуэли жизнь спас, опытного фехтовальщика заколов, да не был Егор

  отродясь дуэлянтом, извернулся как-то и ушёл от удара. Видать правильно говорят -

  мастеру не другого мастера боятся надо, а неуча. Увернулся Егор, саблю бросил, схватил

  дрын чей-то, из мёртвой руки выпавший (вроде показалось - Тихона то рука была) да и

  согнал с дороги офицера на обочину. Ну а тому и деваться некуда - провалился в снег по

  пояс, залопотал что-то не по-русски, да не стал Егор его слушать, разбил дрыном своим

  красивую голову французову, в платок бабий закутанную от холода.

   Долго битва шла, да всё равно закончилась - собрала смерть свою кровавую жатву.