Непохожие

— Да откуда мне теперь это знать? Считай, заново надо всё просчитывать. Возвращаться к переговорам с потенциальными продавцами, подбирать новые варианты расселения, потому как я совсем не уверен, что прежние до сих пор актуальны.

— Так проверь. И отзвонись. Чем раньше мы провернём сделку, тем лучше.

— Но апартаменты на Наличной…

— Я не хочу апартаменты на Наличной. Сделай, что я прошу!

Отбиваю вызов, прячу телефон в карман и отворачиваюсь к окну. Дело идёт к вечеру. Из-за потерянного в лаборатории времени мне приходится здорово задержаться в офисе. А ведь Мишель вернулась домой, и мне не терпится узнать, как прошла её встреча с матерью. Не обидела ли та её ненароком. Мою тревогу успокаивает лишь то, что при передаче дочки с рук на руки Наталья, кажется, даже растрогалась. Всё ж она не совсем пропащая. Просто… неготовая, да. Может, будь Мишель здоровой — и у нас бы всё сложилось иначе, но дочь с особенностями не смогла вписаться в расчудесную жизнь моей бывшей женушки. Хотя она, надо признать, старалась. Другое дело, что энтузиазма Наташки обычно не хватало надолго. Реабилитация Мишель требовала системности, определённой привязки к месту, ко времени. А она… Короче, в вопросах воспитания дочери я не мог положиться на жену. Вот и всё.

Наш случай вовсе не уникальный. Так бывает во многих семьях. Кто-то не справляется. Правда, обычно сливается как раз отец. Иногда я думаю, что отдуваюсь за всех этих малодушных гадов. Такая вот ирония. Не подумайте, что я жалуюсь. В принципе я доволен жизнью. Более того, я не променял бы свою дочь ни на какого другого, пусть даже здорового ребёнка, если бы можно было вернуться назад и всё изменить. Но в этом нет ничего такого. Никакого подвига. Это вполне обычная для любого адекватного родителя история. Я не претендую на звание великомученика. Мне не надо петь дифирамбы. Но и демонизировать, мать его так, не надо! Чёрте что… Сам себе не могу объяснить, какого хрена меня так встряхнула эта журналюжка. Вероятней всего, тем, что она действительно уверовала в то, что я мерзавец? Скорее всего...

А ещё она жутко меня разозлила, сбежав. Как будто это она меня поимела, а не я её. Хотя… Ч-чёрт. Так ведь оно и было! Зажмуриваюсь. Растираю между большим и указательным пальцами переносицу, но горячие картинки перед глазами никуда не деваются. Они будто выжжены на обратной стороне век. От них никуда не скрыться. Как и от этих мыслей… Ничему меня жизнь не учит. Вечно я западаю чёрте на кого! Было бы о ком думать! «Наталья номер два». Тусовщица, пустышка, прожигательница жизни. Да у нее же слово «блядь» большими буквами на лбу написано! А меня к ней один чёрт тянет…

— Андрей Владимирович, приехали.

Да уж. Это точно. Приехали… В паху что тебе плащ-палатка натянута. Стоит о Нелли подумать — и всё… хм… по стойке «смирно». Ну ничего. Ничего. Я отыграюсь. Не отомщу, но отыграюсь, да… «Ты ещё пожалеешь, девочка, что со мной закусилась», — мелькает в голове довольно пугающая мыслишка. Я хмурюсь, не узнавая сам себя. Мне не нравится то, что эта баба заставляет меня чувствовать. Изнутри поднимается зловонная муть давно пережёванных и отработанных комплексов. Я будто сталкиваюсь с худшей версией себя, которую не могу ни перепрошить, ни вымарать из памяти. Мне, как последнему мудаку, коим она наверняка меня и считает, хочется её… уничтожить. Почему? Да просто потому, что могу себе это позволить. Дерьмо!

— Папа! — из глубины квартиры на звук открывающейся двери выбегает Мишель. Иногда меня спрашивают, почему я назвал дочь таким экзотическим для наших краёв именем. Я и сам не очень понимал, зачем это надо, когда Наташка впервые его озвучила. Что у нас, своих имён мало? Но почему-то, когда та же Наташка уже после рождения Мишель решила дать малышке имя попроще, именно я отстоял то самое первое, которое мне, в общем-то, не особенно нравилось. Назло её идиотскому аргументу, который перерос в вой:

— Ну, какая она Мишель? Какая она Мише-е-ель?! Кале-е-е-ека…

Расставляю по сторонам руки, чуть сгибаю ноги в коленях и ловлю упавшую мне в руки малышку. Мишка совершенно бесстрашная. Знает, что я всегда её подхвачу. Это доверие, которое у кого-то напрочь вышибает дух, а кого-то просто до чертей пугает осознанием своей ответственности перед маленьким хрупким человечком.

— Привет! Ты чего долго?!

— Соскучилась?

— Нет! — невинно хлопает ресничками мелкая хитрюга.

— Нет?! — рычу я. Мишка пятится назад, я наступаю… И тогда дочка с визгом срывается с места, будто и впрямь думает, что сможет от меня убежать. Хватаю её, подбрасываю. Мишель захлёбывается смехом. Из кухни на шум приходит Галина Сергеевна. Убеждается, что у нас всё хорошо, качает головой.

— Ужин накрывать?

— Нет, я съем эту сладкую попрыгунью!

— И не съешь! И не съешь! Я невкусная!

— Да уж. Моя запечённая свиная рулька точно повкусней будет. А у нашей Мишки можно разве что косточки обглодать… — смеётся домработница.

— Ну и ладно. Зато я не толстая. А когда выпрямится глаз — вообще стану красоткой!