Непокоренная Березина

Офицер отшатнулся. Неслыханное оскорбление! Ему влепили плевок в лицо. Часть плевка попала в глаза, и он долго брезгливо протирал их носовым платком. Другая рука его судорожно тащила из кобуры пистолет, который за что-то зацепился и никак не поддавался. От ярости у обер-лейтенанта дрожала рука. Хотелось заставить его ползать у ног, молить о пощаде, хотелось упиваться его страхом и унижением. Однако этого не случилось. Наградив врага плевком, пленный скончался от потери крови. Он принял смерть совсем спокойно, будто исполнил давно задуманное.

— Куда его? — спросили лекари офицера.

— В Прудках не закапывать. Могила этого проклятого красного диверсанта должна остаться неизвестной.

Тело Юрия Карловича Озола оккупанты бросили в лесу. Но советские патриоты похоронили его в деревне Чернявка в саду крестьянина Федора Науменко.

Забегая вперед скажем, что Юрий Карлович посмертно был награжден орденом Отечественной войны II степени, а тело воина-героя в 1944 году по решению ЦК ВЛКСМ было перевезено с Березины в Москву, на Новодевичье кладбище. И встал над могильным холмом во весь рост гранитный солдат-десантник в развевающейся на ветру плащ-палатке.

Решение на выход из ловушки

В штабе оперативной группы командира ждали важные новости. Разведчики привели с шоссе Минск — Могилев, что протянулось южнее гуменских лесов, пленного ефрейтора.

— Допрашивали? — спросил командир.

— Нет. Ждали вас, — ответил Алексеев, разворачивая карту на столе у землянки.

— Где его взяли?

— Вот здесь, — указал карандашом на карте Алексеев, — где кончаются леса и начинается поле. Короче говоря, вблизи местечка Погост. Гусь подвел ефрейтора — гусятинки захотелось сердешному…

— Какой гусь?

— Разведчик прокричал в кустах на лугу гусем, и ефрейтор кинулся на крик, как хорошо натасканный пес. Инстинкт…

— Молодцы разведчики! Надо поощрить их за находчивость. Ефрейтора — на допрос! Переводчик Юферев здесь?

— Здесь. На месте. Сейчас позовем.

Ефрейтор появился в сопровождении разведчика Буташина. Это был грузный немец, которому наверняка не хватало солдатского пайка и до зарезу нужна была дополнительная подкормка. Гусятина оказалась роковой иллюзией, и теперь он грыз кем-то щедро преподнесенный сухарь.

— Куда они направлялись?

— Все туда же — на Восточный фронт. Служил при штабе дивизии в охране. Это пока все, что я узнал по пути к вам. Разговорчив.

— Прекрасно! Приступайте к допросу.

После уточнения места рождения, даты мобилизации на военную службу, выяснения семейного положения пошли вопросы командира и начальника штаба.

— Где высадили вашу дивизию и ее номер?

— 39-я пехотная дивизия. Высадили в Минске.

— Причина?

— Нам сказали, что нужно денька три-четыре размяться, помочь минскому гарнизону навести в лесах «новый порядок».

— Ну и как? Навели?

— Да… Наших там много погибло. Но леса восточнее Минска все-таки мы очистили? Правда, вместо трех дней провозились восемь. Никто не думал, что в лесах так много партизан.

— И много вы уничтожили и взяли в плен партизан?

— Очень немного. Пока мы собирались их уничтожить, они вовремя ушли в другие леса, ловко применяя засады и минируя пути подхода к ним.

— Как вы оказались на шоссе Минск — Могилев?

— Мы получили приказ занять здесь оборону и не пропустить ни одного русского с севера на юг через это шоссе.

Переводчик Юферев повернулся к примолкшему на минуту командиру.

— О чем спрашивать дальше?

— Спросите, на сколько дней рассчитаны действия против партизан на шоссе?

Юферев перевел вопрос Огнивцева. Немец тут же ответил:

— Нам срок не указали. Но я слышал от офицеров, что тут в лесу очень много партизан и десантников и что за три-четыре дня нам не справиться.

— Когда ожидаются боевые действия на шоссе?

— Из разговоров мне известно, что партизаны и десантники будут на шоссе через три дня.

— Какие потери в лесах восточнее Минска понесла дивизия?

— Техники мы потеряли мало. А вот живой силы много. В некоторых ротах осталась всего половина солдат. Сказались умелые действия партизан и отсутствие боевого опыта у наших пехотинцев. Дивизия-то не воевала, а сидела в виноградниках на юге Франции. О! Там мы хорошо жили. Вино, сигареты, виноград, жареные цесарки… Если бы не ужасный Сталинград, мы бы и до сих пор загорали меж виноградных лоз.

— Спросите у него, какая техника прибыла и размещена на шоссе?

Ефрейтор, попросив разрешения закурить, охотно, как давним приятелям, отвечал на все вопросы. Сопоставив его ответы с прежними разведданными, десантники пришли к заключению, что фашисты заняли все шоссе от Березины до реки Друть. Танки, бронемашины вкапываются в землю. Через каждые сто — двести метров — пулемет. На перекрестках — орудия. «Считаю своим долгом заметить, что мало кухонь, и вообще готовят пищу отвратительно. Вместо натуральных жиров — эрзац-жир, да и тот пахнет рыбой», — заключил пленный.

— Прервите его разглагольствование насчет жиров, — сказал Алексеев. — Спросите у него, где штаб дивизии, штабы полков? Какова их охрана — днем, ночью?

— Дайте мне вспомнить названия населенных пунктов. Я все расскажу.