Непокоренная Березина

В темных лесах кое-где вспыхивали и сейчас же гасли, прятались, видать, огоньки костров, конечно же партизанских. В одном месте костер горел особенно жарко, и было видно, как сидят вокруг него вооруженные люди. Гул самолета всполошил всех. Люди засуетились, в два счета разбросали головешки. Знакомая картина. Наши ребята. Сушили одежду, наверно, а может, просто грелись. Ночи-то холодные.

Пилот, кажется, тоже увидал переполох у костра, помахал крыльями. «Свои, ребята! Свои! Отдыхайте спокойно». Но костер долго не загорался вновь. Наверно, был строг командир, а может быть, привал кончился, и бойцы ушли своей дорогой.

На линии железной дороги Минск — Смоленск самолет атаковал рой трассирующих пуль. Казалось, вот-вот они изрешетят труженик Ли-2. Особенно неистовствовал пулеметный огонь слева.

— Пролетели станцию Крупки, — сообщил, наклонившись, борт-инженер.

— Знакомая нам, — кивнул головой Огнивцев.

— А правее — Славное.

— Бывали и там… Лучше бы лететь правее Славного.

— Там зенитный огонь из Толочина. Тут спокойнее пройдем.

И верно. Прошли благополучно. Но лететь над занятой врагом территорией еще часа два. А за это время всякое может случиться. Главное, чтоб не увязались следом ночные истребители. От них трудно отбиться невооруженному транспортнику. Только за последнее время над смоленскими лесами погибло два таких вот трудяги. Пришлось командованию снять маршруты через смоленскую зону ПВО врага. Путь лежит теперь через леса Валдая, Торопца, Невеля, Полоцка, Борисова.

Железная дорога, не раз атакованная и выведенная из строя, осталась позади. Огнивцев в последний раз оглянулся. Зарево над Березиной не угасало. Вспомнилась затерявшаяся в лесах деревенька Гумны. Как там ее жители? Спасся ли кто во время облавы карателей?..

В Москву прилетели ранним ноябрьским утром. Самолет коснулся бетонной дорожки раз, два и, шустро пробежав по ней, остановился. Крутой разворот, небольшой подкат. Моторы, взревев, замолкли. Из кабины вышел улыбающийся пилот:

— Вот и все, товарищи, приехали!

— На какой аэродром?

— Вас приняли с почестями на Центральном аэродроме Москвы. Прошу!

Первым из самолета вышел пилот. За ним Огнивцев. У трапа его встречал офицер в новенькой шинели и добротной шапке-ушанке. Поодаль стояла «эмка».

— Представитель разведотдела майор Мегера! — вскинув руку к головному убору, представился он. — С благополучным прибытием вас, товарищи!

— Спасибо! Благодарим за встречу.

— Раненых — в «санитарку», сейчас отвезут в госпиталь, а вас прошу ко мне, — сказал майор.

— Повезете, в штаб?

— Нет, что вы. В гостиницу. Вам предоставлен трехдневный отдых.

— Да ну! — не удержался Огнивцев.

Три дня отдыха в Москве, в родной столице. Какая это большая награда, какая несказанная радость для воина, прибывшего из далеких бурлящих белорусских лесов!

Уже в машине у Огнивцева вызревал план этого отдыха. Красная площадь. Музей Владимира Ильича Ленина. Театр. Желательно Большой. Площади. Памятники выдающимся людям.

Но уже первый его день внес свои коррективы. Рано утром в гостиницу, где остановились Огнивцев и его товарищи, ввалился радостно возбужденный Артур Карлович Спрогис. Вот это сюрприз! Объятия, поздравления и взаимные расспросы, расспросы…

— Ну, как вы там?

— Воюем помаленьку. А вы как? Рана-то зажила?

— Затянулась, затянулась, ну ее к лешему. Готов хоть сегодня на Березину. Но… — Артур Карлович грустно вздохнул, — дороги наши, как видно, разойдутся, друзья мои.

— Как? Почему?

— Принято решение усилить руководство борьбой с фашистами в его тылу в Прибалтике. Создать по белорусскому образцу Центральный штаб объединенных групп и отрядов Прибалтийских Советских Республик. В этот штаб на работу «сватают» меня. И нельзя отказаться… А мне так хотелось снова вернутся к вам, на Березину. Все эти дни, пока лечился, сердце было с вами. Думал о вас, волновался. Чертовски переживал, когда узнал о дивизиях фашистов, брошенных против вас и партизан. Как там дела? Как удалось благополучно вырваться? Хорошо ли устроились на новой базе? Да рассказывайте же, побольше, поподробнее!..

Огнивцев и его спутники рассказывали, дополняя друг друга. Спрогис слушал внимательно, жадно ловя каждое слово. Он живо реагировал то кивком головы, то хлопком руки по согнутому колену, восхищаясь: «Ну, здорово! Ну, молодцы!» Когда зашла речь о погибших товарищах, Артур Карлович как-то враз погрустнел. В глазах его, всегда живых, задористо-смелых, увиделась боль.

— Да-а, — вздохнул он. — Потери, потери… Много еще их у нас. Много! Конечно, мы уже не те, что в сорок первом. Запросто нас не возьмешь. Обстреляны, опытны. Но все же, друзья, воевать нам и вести разведку надо расчетливее, хитрее, маневреннее. Тут, издали, как бы с высоты, мне подумалось: после всего того, что мы наделали по разведывательной работе и в диверсиях на железной дороге Минск — Орша, да и вообще в тех краях, нужно ли нам было все время торчать на одной базе и, объективно, ждать, когда нас окружат? Ведь не простаки же мы! Знали же, что наши диверсии так нам не сойдут. Зачем же, спрашивается, на одном месте сидели?