Темнота сгущалась. Болото дышало прелью и могильным холодом. Из олешника доносился режущий душу скрип сухого дерева. Точно так скрипел гроб с телом командира соседнего батальона, когда его опускали в могилу вчера… А может, это только казалось…
Нет! В это болото он, Краузе, не полезет. От болота пахнет могилой. Туда не лезут даже собаки. Проводники нещадно бьют их, бросают вперед, но они виновато скулят и возвращаются назад.
— Господин майор! — обратился один из проводников, державший на поводе мокрого дрожащего пса серой масти. — Собаки выбиваются из сил. Дальше идти не могут.
— Вернуться в бор! Разжечь костры! Обсушиться. Пленного старика ко мне!
Под охраной двух эсэсовцев пленного старика лет семидесяти, рослого, но очень поджарого, в деревенском кожухе и чеботах подвели к одному из первых разгоревшихся костров, где отогревался Краузе. Майор неплохо вызубрил русский язык в военной академии и поэтому начал допрос без переводчика:
— Старый человек… — вежливо, почти ласково заговорил майор Краузе. — Будем откровенны. Положение ваше тяжелое, почти безнадежное. За связь с партизанами, а она доказана, — вы шли с партизанами, мы вправе вас расстрелять.
— Никаких партизанов я не знаю и не ведаю, — ответил старик. — Я шел со своими братами-гуменцами. Куды оны шли, туды и я шел…
Краузе пропустил слова старика мимо ушей.
— Да, да, старина. Мы можем вас пах-пах — и могила. Но мы, офицеры великой Германии, гуманны. Мы разрешим вам жить, видеть этот лес, ваша прекрасная река Березина, ваш замечательный болото, — Краузе с отвращением поморщился. — О! Мы знаем! Вы любите свои эти болота. Не так ли?
— А кто же их не любит, свои речки-то да болота, — вздохнул старик. — С ними вся жизнь наша связана.
— Вот видите. Вы тоже с нами согласны. Какая радость ходить сюда за грибами, клюквой… Вы любите грибы, жаренные в сметане, в коровьем масле?
— Отжарили, — опять вздохнул старик.
— А кисель из клюквы? О! Это наслаждение. Это высший класс витамин! И все это мы разрешаем вам, даем… Берите, пользуйтесь, наслаждайтесь.
— Отнаслаждались. Ни тебе грибов, ни клюквы… Все позабирали…
— О, старик! Германская армия забирает все только у тех, кто не подчиняется новому порядку. Но того, кто помогает нам и хорошо служит великой Германии, мы не трогаем. Вы тоже можете стать почетным и богатым стариком! Вас ждет высокая награда. Вас примет сам гауляйтер Белоруссии и вручит Железный крест от фюрера!
— Стар я ходить по вашим ляйтерам да хвюлерам… И крест, ежели деревянный… Скоро уже спонадобится. А железный мне ваш ни к чему. Я не пес, какому вешают побрякушки на шею.
— О! Я вижу, вы подумали, что мы вас покупаем, заставляем на нас работать. Ничего подобного. Нам нужна от вас ничтожная, малая услуга. Скажите нам, как называется это болото?
— Болото оно и есть болото, — ответил угрюмо, глядя куда-то в свое, старик.
— О, нет. Вы не поняли нас. В Белоруссии очень много болот, но мы знаем, что у каждого тут есть свое название. Вот мы и желаем знать, как называется это.
— Заблудились, значить… Не знаете, куда зашли, горемышные, — покачал головой старик. — Вот оно какое дело. Вот какая оказия.
— Да, да, оказия… Подскажите… Мы это оценим. Хорошо оценим. Высоко!
— Рад бы, да кто ж ведает, как оно прозывается. У нас свое прозвание: ближнее, дальнее, глыбокое.
Краузе видел, что старик хитрит, и сам принял его игру.
— Да, да. Я охотно верю. Вы не знаете. Но скажите, клюква на этом болоте есть? Вы на этом болоте ее собирали?
— Не помню. Може, есть, а може, и нет. Скорее всего, не водится, не растет.
— Откуда вы знаете, что на этом болоте не растет?
— Запросто. Болот у нас, как сами зволили заметить, множество. А разве про все упомнишь.
— Но возможно, знает об этом тот, который увел жителей Гумны в эти болота?
— А кто ж его ведает. Можа, и знает. Ты его спроси, барин.
— Он у вас что… бывший военный? Бывший офицер?
— Можа, и охвицер. Кто ж его знает. Нам-то оно какое дело? Ведет и ведет. Лишь бы увел от беды подале…
— Какой беды?
— Да от вас же. Вы же несете нам что? Беду. Слезы. Горе… Кто ж с вами будет лобызаться? Разви выродок какой, паскуда.
Краузе выхватил у солдата, сидящего рядом, автомат и ударил старика по лицу прикладом. Старик упал. Но тут же поднялся. Кровь залила его щеку.
— Ирод ты окаянный. Не будет тебе и на том свете прощения. И всем вам, кто пришел на нашу землю, на Березину…
— Расстрелять! Живо! Утопить в болоте!!! — закричал, брызжа слюной, Краузе.
Несколько солдат подхватили старика под руки. Майор остановил их:
— Айн момент! Я даю ему последнее слово. Возможно, этот старый осел все же захочет жить и ухаживать за своими внуками. Ну! Мы ждем. Говори!
— Скажу, чего же… Плохи ваши дела, пришлые господины. Дюже плохи, коль вы дряхлого, больного старика принимаете за партизана. Ну, ладно. Стариков и старух вы побьете. А тех, что ушли на восток да за болото? Вить они вернутся! Обязательно воротятся! И за все, за все до кровинки, до спаленного бревнышка спросят с вас, паразитов!