Непокоренные: Избранные произведения

Сожженные села…

Обугленная земля…

Пустынная степь…

Хмуро шагает Дорошенко. Рядом с ним его ординарец, веселый украинец Савка Панченко.

— Все чисто сжег неприятель… — говорит Савка. — От какая история, товарищ капитан!.. Чисто пустыня…

Молчит Дорошенко…

— Ничего! — говорит Савка. — В Берлин придем! — он улыбается и косится на капитана.

Не улыбается Дорошенко.

Он теперь никогда не улыбается.

…Он стоит в хате у большой карты Европы и мрачно смотрит на нее. Словно меряет взглядом путь от Кривого Рога до Берлина.

— Далеко? — усмехаясь, спрашивает Автономов.

— Ничего!

Савка сидит на подоконнике, подбирает на баяне музыку к новой фронтовой частушке.

Мы в степях Кривого Рога
Скрутим их в бараний рог…

— Далеко! — говорит, вздыхая, Автономов. — Грязь… бездорожье… Д-да. А сколько их еще впереди — гор, рек, линий обороны?

— Ничего! — негромко произносит Дорошенко. — Дойдем! — И после паузы, словно про себя: — Берлин, Моабитштрассе, сто семнадцать.

…Разбрасывая комья липкой грязи, ползет через сожженное село «виллис» и застревает посреди улицы.

Из машины выскакивает американец в форме военного корреспондента. Он весь забрызган грязью.

— Грязь, грязь! — кричит он по-русски, но с сильным акцентом. — Война — это грязь!

На него с любопытством смотрят бойцы, — они сидят на корточках у стены хаты и едят.

Корреспондент (он быстрый, экспансивный, взбудораженный) подбегает к ним.

— Почему вы наступаете? — сердито кричит он. — Какой сумасшедший наступает в такую грязь? И какой сумасшедший дьявол побеждает в такую грязь? — Он вдруг хватает за плечи солдата — это Слюсарев — и трясет его. — Вы колоссальные герои, черт вас возьми! Только русские это могут! — Он восторженно хохочет. — Я буду писать о вас! What is your name? Как ваше имя? Я буду писать о вас!

— Слюсарев, Иван… — смущенно отвечает солдат и подымается с земли, продолжая держать в руках банку свиной тушенки.

— Слюсарев! — взвизгивает корреспондент. — Богатырь. Есть такое русское слово, а? Вы — богатыри! Я плевать хотел на Сахару и джунгли Бирмы. Там — плац для игры в регби, не больше. Война — здесь. Я буду писать о вас. Вы спасли мир!

Подошли Автономов и Вася Селиванов.

Американец, как волчок, быстро повернулся к ним и сердито закричал:

— Да, да, не спорьте со мной, пожалуйста! Вы спасли мир. И это я вам говорю. Меня зовут Мак Орлан, корреспондент. Если бы не вы, Гитлер свернул бы шею старушке Англии. Вот так, — он показывает рукою. — Крак! Как это… Как курице!.. — Он хохочет. — Я буду писать о вас. Ваше имя?

— Лейтенант Селиванов.

— Автономов, корреспондент.

— Корреспондент? — обрадовался американец. Хватает его руку: — Я хочу трясти вашу руку, черт вас возьми. Русский корреспондент! О’кей! Я говорю от имени моего шефа: дайте нам статью… Нет, десять статей об этой войне, будь она проклята! И о том, как вы бьете немцев. Мир хочет знать русских героев. Америка любит русских. Мой шеф хорошо платит за статьи о русских…

— Извиняюсь… — вежливо откашлявшись, вступил в разговор Иван Слюсарев. — Разрешите обратиться. А как там… не слыхать насчет второго фронта?

Бойцы подошли ближе.

— Второй фронт? — захохотал Мак Орлан. — Не спрашивайте меня о втором фронте! Спросите Черчилля! — Он вдруг увидел банку свиной тушенки в руках Слюсарева. — О! Свиная тушенка? Америкен? Вот — второй фронт! А? Хорошо?

— Свиная тушенка? — переспросил Слюсарев. — Нет, нехорошо. Невкусно. «Студебеккеры» — хорошо, а свиная тушенка — уж вы не обижайтесь — неважная…

— Свиная тушенка нехорошо? — захохотал Мак Орлан. — Я буду писать это! Свиная тушенка нехорошо, второй фронт лучше. Но свиная тушенка есть, а второй фронт — нету. Я буду писать это! Вам нужен второй фронт.

— Нам еще нужен второй фронт.

Это сказал Дорошенко. Он незаметно подошел сзади. Все обернулись к нему.

— Нам еще нужен второй фронт сегодня, — повторил он. (Пауза.) — Через год нам уже не нужен будет второй фронт. Мы сами разобьем фрицев… И придем в Германию…

Американец удивленно и чуть испуганно посмотрел на него.

— Вы одни придете в Германию? — переспросил он тихо.

— Придем. И в Германию… и в Берлин… и на Моабитштрассе.

…Прямо на зрителя мчатся машины.

Пехота на грузовиках.

Пыль из-под колес.

Пыль на касках.

Солдат на грузовике вытянул вперед руку, кричит:

— Буг, ребята!

…Буг.

Зачерпнув котелком воду, пьет Савка Панченко.

Пьет долго… булькает вода в глотке.

Вокруг — солдаты. Стирают портянки, купаются, лежат на песке…

— Ну как, скусная? — спрашивает его солдат Бровкин. Савка недоуменно чмокает губами.

— Не пойму… — говорит он наконец. — Вода як вода…

— А ты что ж думал, молоко?

— Молоко не молоко. А все ж таки! — И разочарованно прибавляет: — Необыкновенная должна б тут быть вода. Пограничная…

…Стоят на крутом берегу Буга солдат Иван Слюсарев и сапер. Слюсарев искупался. Гимнастерку чистую надел.

Расчесывает бородку.

Ласково смотрит на реку.

— До края дошли, — говорит он. — Свою землю освободили, на чужой стоим.

— Что ж, не пойдем дальше? — лениво спрашивает сапер.

Слюсарев думает.