На орудийном стволе сидит мокрый и веселый боец.
Вытягивает руку. Кричит:
— Висла, ребята!
…Берег Вислы. Сумерки. Окоп.
В нем — солдат Иван Слюсарев и Савка Панченко.
Савка мурлычет свою песенку, начатую еще на Дону.
Теперь в ней строфа о Польше.
— Варшава горит!.. — говорит Слюсарев, показывая на противоположный берег. — Знаменитый город Варшава.
— А ты был в нем?
— Не был. (Пауза.) Буду.
— А как убьют?
Слюсарев смеется:
— Как меня убьешь? Я бессмертный. Я, брат, до Берлина дойду. Теперь недалеко. Всего раза три переобуться.
— Смотри, смотри! — вдруг вскрикивает Савка. — Плывет кто-то…
Теперь видно: по реке кто-то плывет. Только одна голова видна.
— Стреляй! — шепчет Савка. — Стреляй!
— Подстрелить всегда успеем… — рассудительно отвечает Слюсарев. — Покуда я его на мушку возьму.
Ближе подплывает человек к берегу.
— Девка! Ей-бо, девка! — удивленно шепчет Савка и даже хватается за винтовку Слюсарева.
— Не сбивай прицел! — сердито ворчит Слюсарев. Девка не девка, а на мушке я ее подержу!
Измученная девушка выходит из реки и падает на песок…
…И вот она сидит и пьет чай в ротном блиндаже.
Здесь Вася, Автономов, Слюсарев, Савка…
На плечи девушки наброшена чья-то шинель.
— Значит, вы от варшавских повстанцев? — спрашивает ее Вася.
— Да… — отвечает она, улыбаясь. — Я из Жолибужа.
— Вы смелые ребята!
— Мы продержимся. Но нам нужна помощь: боеприпасы и сухари.
— Мы отвезем вас к командующему, — говорит Автономов.
— Мы слышали о нем, — говорит девушка. — Как я рада, что я среди вас!.. — Она почти с неясностью оглядывает и блиндаж и всех, кто в нем.
— Вы очень хорошо говорите по-русски… — замечает Вася.
— Да? — усмехается девушка.
— Да. Вы говорите без акцента, ну просто как русская.
— Я и есть русская.
— Русская? — удивляются все в блиндаже и даже ближе подходят к девушке.
— Да, я русская.
— Может, землячка? — оживляется Слюсарев. — Не сибирячка?
— Случаем, не харьковчанка? — отзывается Савка. — Харьковских много в Германию угнали.
Девушка молчит.
Потом произносит медленно:
— Н-не знаю…
Пауза. Все удивленно смотрят на нее.
— У меня нет родины… — печально объясняет она. — Мой отец был петербуржец, мать — волжанка. А я… я родилась в Казанлыке. — Она усмехается. — Вы, конечно, и не слыхали такого города. Это в Болгарии. Потом мои родители бродили по свету… Искали пристанища, работы, хлеба… и я с ними… — И совсем тихо: — Меня зовут Ирина… В цитадели меня зовут Ирен.
…На полковом «виллисе» офицер штаба и Ирина едут в штаб фронта. Едут лесом. На Ирине все та же солдатская шинель.
Они едут молча.
Вдоль дороги то тут, то там — небольшие холмики: могилы советских воинов.
И когда машина проходит мимо могилы, офицер молча и сурово козыряет.
Так они едут…
Вдруг Ирина тронула офицера за рукав:
— Остановитесь на минуту.
Машина остановилась.
— Я хочу подойти… — смущенно сказала Ирина.
Они сходят с машины и подходят к могиле. На ней простой деревянный знак: пятиконечная звезда на верхушке.
На дощечке химическим карандашом написано:
«Здесь погребен товарищами гвардии рядовой Левшин Афанасий Павлович, отдавший свою молодую жизнь за братскую Польшу».
Ирина отломила с дерева несколько веток. Кладет на могилу.
— Умирать не страшно, нет! — говорит она вдруг. — Я теперь это знаю. Но как страшно умирать вдали от родины… на чужой земле… в чужом лесу…
— Он не боялся этого! — отвечает офицер, показывая на могилу. — И не думал об этом. Просто дрался. Просто умер. Левшин Афанасий Павлович.
Он козыряет могиле и, сумрачный, идет к «виллису».
Снова едут они… Снова молчат…
И козыряют могилам вдоль дороги…
— Расскажите мне о России!.. — вдруг попросила Ирина. — Какая она?
— А вы, значит, никогда не были в России? — спрашивает офицер.
— Нет. — (Пауза.) Усмехаясь. — Впрочем, в снах — часто, очень часто… Еще девочкой я молилась на ночь, чтоб приснилась Россия. И она мне снилась…
— Какая?
— Необыкновенная!
— Колокола, тройки, березки, самовары?
Ирина печально посмотрела на него.
— Я знала, — говорит она чуть дрожащим голосом, — что вы будете смеяться надо мной.
— Нет, что вы, что вы! — испугался офицер.
— Я уже не девочка, — тихо и твердо говорит Ирина. — И я уже видела такое, такое!.. Вам, счастливым, и не увидеть никогда!.. Ведь мы были на дне жизни, без родины, без нации, и… и без хлеба. Моя мать стала портнихой, отец… — Она смотрит перед собой. Бежит под колеса дорога. — Есть в Маниле, на Филиппинах, такой притон… «Олд мен» — «Старый человек»… Темная лестница… Дверь с решетчатым окном. И привратник в окошке… подозрительный и жестокий… Там я однажды нашла папу… Я опоздала на пять минут… — Она смахивает слезу с ресниц. — Нет. Лучше вы… расскажите мне о России.
«Виллис» с боковой дорожки из леса выскакивает на магистраль.
— Россия… гм! — пожимает офицер плечами. — Сразу и не расскажешь! — Шутливо: — Ну, Советский Союз есть государство с двумястами миллионами жителей. — Он вдруг посмотрел на Ирину и смолк; такое у Ирины лицо!
Они едут молча.
Мимо идут войска. Растянулась на много километров походная колонна дивизии…
— Ну? — тихо повторяет Ирина.