Читаем Непокоренные: Избранные произведения полностью

На орудийном стволе сидит мокрый и веселый боец.

Вытягивает руку. Кричит:

— Висла, ребята!

…Берег Вислы. Сумерки. Окоп.

В нем — солдат Иван Слюсарев и Савка Панченко.

Савка мурлычет свою песенку, начатую еще на Дону.

Теперь в ней строфа о Польше.

— Варшава горит!.. — говорит Слюсарев, показывая на противоположный берег. — Знаменитый город Варшава.

— А ты был в нем?

— Не был. (Пауза.) Буду.

— А как убьют?

Слюсарев смеется:

— Как меня убьешь? Я бессмертный. Я, брат, до Берлина дойду. Теперь недалеко. Всего раза три переобуться.

— Смотри, смотри! — вдруг вскрикивает Савка. — Плывет кто-то…

Теперь видно: по реке кто-то плывет. Только одна голова видна.

— Стреляй! — шепчет Савка. — Стреляй!

— Подстрелить всегда успеем… — рассудительно отвечает Слюсарев. — Покуда я его на мушку возьму.

Ближе подплывает человек к берегу.

— Девка! Ей-бо, девка! — удивленно шепчет Савка и даже хватается за винтовку Слюсарева.

— Не сбивай прицел! — сердито ворчит Слюсарев. Девка не девка, а на мушке я ее подержу!

Измученная девушка выходит из реки и падает на песок…

…И вот она сидит и пьет чай в ротном блиндаже.

Здесь Вася, Автономов, Слюсарев, Савка…

На плечи девушки наброшена чья-то шинель.

— Значит, вы от варшавских повстанцев? — спрашивает ее Вася.

— Да… — отвечает она, улыбаясь. — Я из Жолибужа.

— Вы смелые ребята!

— Мы продержимся. Но нам нужна помощь: боеприпасы и сухари.

— Мы отвезем вас к командующему, — говорит Автономов.

— Мы слышали о нем, — говорит девушка. — Как я рада, что я среди вас!.. — Она почти с неясностью оглядывает и блиндаж и всех, кто в нем.

— Вы очень хорошо говорите по-русски… — замечает Вася.

— Да? — усмехается девушка.

— Да. Вы говорите без акцента, ну просто как русская.

— Я и есть русская.

— Русская? — удивляются все в блиндаже и даже ближе подходят к девушке.

— Да, я русская.

— Может, землячка? — оживляется Слюсарев. — Не сибирячка?

— Случаем, не харьковчанка? — отзывается Савка. — Харьковских много в Германию угнали.

Девушка молчит.

Потом произносит медленно:

— Н-не знаю…

Пауза. Все удивленно смотрят на нее.

— У меня нет родины… — печально объясняет она. — Мой отец был петербуржец, мать — волжанка. А я… я родилась в Казанлыке. — Она усмехается. — Вы, конечно, и не слыхали такого города. Это в Болгарии. Потом мои родители бродили по свету… Искали пристанища, работы, хлеба… и я с ними… — И совсем тихо: — Меня зовут Ирина… В цитадели меня зовут Ирен.

…На полковом «виллисе» офицер штаба и Ирина едут в штаб фронта. Едут лесом. На Ирине все та же солдатская шинель.

Они едут молча.

Вдоль дороги то тут, то там — небольшие холмики: могилы советских воинов.

И когда машина проходит мимо могилы, офицер молча и сурово козыряет.

Так они едут…

Вдруг Ирина тронула офицера за рукав:

— Остановитесь на минуту.

Машина остановилась.

— Я хочу подойти… — смущенно сказала Ирина.

Они сходят с машины и подходят к могиле. На ней простой деревянный знак: пятиконечная звезда на верхушке.

На дощечке химическим карандашом написано:

«Здесь погребен товарищами гвардии рядовой Левшин Афанасий Павлович, отдавший свою молодую жизнь за братскую Польшу».

Ирина отломила с дерева несколько веток. Кладет на могилу.

— Умирать не страшно, нет! — говорит она вдруг. — Я теперь это знаю. Но как страшно умирать вдали от родины… на чужой земле… в чужом лесу…

— Он не боялся этого! — отвечает офицер, показывая на могилу. — И не думал об этом. Просто дрался. Просто умер. Левшин Афанасий Павлович.

Он козыряет могиле и, сумрачный, идет к «виллису».

Снова едут они… Снова молчат…

И козыряют могилам вдоль дороги…

— Расскажите мне о России!.. — вдруг попросила Ирина. — Какая она?

— А вы, значит, никогда не были в России? — спрашивает офицер.

— Нет. — (Пауза.) Усмехаясь. — Впрочем, в снах — часто, очень часто… Еще девочкой я молилась на ночь, чтоб приснилась Россия. И она мне снилась…

— Какая?

— Необыкновенная!

— Колокола, тройки, березки, самовары?

Ирина печально посмотрела на него.

— Я знала, — говорит она чуть дрожащим голосом, — что вы будете смеяться надо мной.

— Нет, что вы, что вы! — испугался офицер.

— Я уже не девочка, — тихо и твердо говорит Ирина. — И я уже видела такое, такое!.. Вам, счастливым, и не увидеть никогда!.. Ведь мы были на дне жизни, без родины, без нации, и… и без хлеба. Моя мать стала портнихой, отец… — Она смотрит перед собой. Бежит под колеса дорога. — Есть в Маниле, на Филиппинах, такой притон… «Олд мен» — «Старый человек»… Темная лестница… Дверь с решетчатым окном. И привратник в окошке… подозрительный и жестокий… Там я однажды нашла папу… Я опоздала на пять минут… — Она смахивает слезу с ресниц. — Нет. Лучше вы… расскажите мне о России.

«Виллис» с боковой дорожки из леса выскакивает на магистраль.

— Россия… гм! — пожимает офицер плечами. — Сразу и не расскажешь! — Шутливо: — Ну, Советский Союз есть государство с двумястами миллионами жителей. — Он вдруг посмотрел на Ирину и смолк; такое у Ирины лицо!

Они едут молча.

Мимо идут войска. Растянулась на много километров походная колонна дивизии…

— Ну? — тихо повторяет Ирина.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее