Читаем Непокоренные: Избранные произведения полностью

Непокоренные: Избранные произведения

— Россия!.. Да вот она — Россия! — вдруг говорит офицер и показывает на войска. — Вот она — Советская Россия на походе, одетая в солдатскую шинель, обутая в солдатские сапоги… Три года мы деремся с Гитлером… один на один… без второго фронта. И мы уж сломали Гитлеру хребет! Сами. (Пауза.) Наша страна разрушена… Нам бы строить сейчас, сеять, пахать… А мы — здесь, в Польше… И дальше пойдем. В Чехословакию пойдем, в Австрию, в Германию. Мы уже не за себя воюем. Мы воюем за мир, за человечество!.. И будет очень обидно, — криво усмехается он, — если мир забудет это. Забудет, как мы дрались и умирали на чужой земле, за чужих людей, за чужой покой и счастье…

Взволнованно слушает Ирина…

А мимо проходят, проходят солдаты, советские воины. Суровые, обветренные лица. Соль на гимнастерках. Кровь на повязках раненых. Пот на запыленных лицах.

…Приемная командующего фронтом.

Офицеры с интересом, который, впрочем, они всячески маскируют, рассматривают Ирину.

— Девушка из Жолибужа, — шепотом говорит один молоденький адъютант другому.

Ирина волнуется.

— Пожалуйста! — улыбаясь, говорит ей адъютант-полковник и распахивает дверь.

Ирина входит к командующему.

…Берег Вислы. Сумерки.

Ирина прощается с офицером и Васей.

— Спасибо! — говорит она, пожимая им руки. — За все спасибо!

— Не за что! — улыбаются офицеры.

— За тепло, за ласку, за сухари…

— Раз командующий сказал — все будет сделано!..

— И главное, — говорит Ирина, — спасибо вам за то, что вы… вы вернули мне родину… Верните же нам и Варшаву!..

— Мы возьмем Варшаву, — просто отвечает Вася.

Девушка еще раз пожимает им руки, сбрасывает шинель и тихонько идет к воде.

В блиндаже пулеметчики настороженно следят за ней, чтоб, если надо, прикрыть ее огнем.

Вот Ирина уже на воде… Плывет…

— Русская!.. — улыбается Вася. — Ишь как храбро плывет!.. — перекусывает былинку. — А Варшаву надо взять, и скорее…

…Бегут среди развалин волны.

Снег под ногами. Дым. Гарь.

Вытягивает руку передний, кричит:

— Варшава, ребята! — и припадает, раненый, к столбу.

На столбе надпись: «Берлин — 700 километров».

Все еще держась руками за столб, медленно сползает раненый. Мы узнаем в нем солдата Бровкина.

Сержант Иван Слюсарев тревожно наклоняется над ним.

— Эй, земляк! Ты что?..

— Ничего, Ваня, ничего… — стонет Бровкин. — Кажись, кончили меня, Ваня…

Пробегают мимо бойцы. Еще идет бой. И затихает вдали.

Мутным взором обводит Бровкин мир:

— Мы где? В Варшаве?

— В Варшаве, земляк, в Варшаве…

— А-а, ну вот!.. — удовлетворенно произносит Бровкин и затихает.

Медленно снимает шапку Слюсарев.

Падает снег. Голова сержанта становится седой.

Смотрит Слюсарев на столб. На нем стрелка на запад и надпись нерусскими буквами: «Берлин — 700 километров».

Поправил винтовку за спиною Слюсарев, надел шапку. И пошел по улице… на запад…

…Он идет по Маршальской, лучшей улице Варшавы… Руины, обломки, снег… бродят люди со скарбом.

Прямо на тротуаре горят костры.

У костра сидит старик поляк, подкладывает в огонь обломки кресла; много битой мебели вокруг. На костре котелок со снегом.

— Д-да… — произносит Слюсарев. — Знаменитый был город Варшава! — смотрит вокруг. — Ничего! Отстроится. Много крови за нее пролито.

…Восторженные толпы на тротуарах.

Дым уличных боев.

Познань в «котле».

Грязный снег… и кровь на снегу.

Санитарка наклоняется над раненым.

Мы узнаем в нем Васю Селиванова.

— Больно? — спрашивает она.

— А, пустяк! — сердито отвечает он. — Не больно, а… обидно. Глупо! Ну, ведите уж куда надо, перевязывайте, режьте…

Со стоном он подымается на ноги, обнимает санитарку за плечи и, ковыляя, идет за ней, искоса и сердито поглядывая на девушку, словно она виновата в том, что он ранен.

Вдруг он останавливается.

— Постойте, постойте! — говорит он и впивается взглядом в лицо девушки. — Нет, постойте! — Он что-то вспоминает.

— Как же зовут тебя, девушка?

— Галя… — удивленно отвечает она.

— Да, да, Галя… Косы русые… Из лагеря смерти?..

— Д-да…

— Ну вот! — облегченно вздыхает Вася. — Теперь мы квиты. Волоки меня в медсанбат, Галя, я тебя на руках нес из лагеря смерти.

— Так это вы? — обрадовалась Галя. — Как я искала вас!

— Веди!..

Они идут по улице, через гарь и дым…

— Я долго лежала в госпитале… — взволнованно говорит по дороге Галя. — Ой, долго как! Осторожно, здесь камни. Меня лечили и вылечили, и… оставили в госпитале санитаркой… Но я… осторожнее, воронка!.. но я отпросилась в медсанбат. Я так ненавижу гитлеровцев, так ненавижу!.. Что с вами? Больно?.. — Она останавливается и тревожно смотрит на Васю.

Он бледен. Теряет сознание. Видно, что он не пустяшно ранен.

— А косы-то русые… — бормочет он в бреду. — Слышь, Дорошенко? И Галей… зовут…

…Он лежит в медсанбате.

Подле его койки Галя. Она улыбается:

— Ну вот, вы снова на земле…

— А что, бредил я?

— Все Дорошенко звали.

— А-а!

— И… и Галю Дорошенко. Это что… знакомая ваша?

— Нет. Незнакомая. Не видел никогда.

— Странно! — удивилась Галя. — А звали так страстно! (Пауза.) У меня тоже подружка была… Галя Дорошенко… В немецкой неволе подружились.

— Косы русые? — встрепенулся Вася.