Непокоренный «Беркут»

Вновь прибывшего Журба узнал сразу – это был Гривник Вова из второй роты. По меркам спецназа он был полноват. Небольшое брюшко и пухлые щеки могли обмануть тех, кто его не знал, но Ивану было известно, что Гривник с его комплекцией свободно садился на шпагат и прыгал как маленький резиновый мячик, а еще он был веселый балагур и почти никогда не терял оптимизма и чувства юмора. Увидев взгляд Вовы, Иван сказал «Welkom to Hell, Вовчик!». Гривник повернулся на звук голоса.

– Да, натворили вы тут дел. Ну, ничего, в сорок пятом пленные немцы все отстроили, что разрушили, и эти восстановят. Ты знаешь, по телеку все совсем по-другому выглядит, чем вживую. Производит впечатление.

Спецназовцы крепко обнялись.

– Ты когда приехал? – спросил Иван.

– Восемнадцатого, вчера вечером, на поезде. В общаге у вас переночевал, а сегодня командир заехал, забрал на Крещатик.

Иван, взглянув на автобус, задал вопрос:

– Тебе в какой автобус сказали садиться?

– Да ни в какой.

– Ну, тогда пошли к нам, обещаем горячий чай и наше радушие, – засмеялся Иван, подхватывая сумку, с которой приехал Вова. В сумке что-то звякнуло.

– Осторожно, домашнюю консервацию побьешь, – предупредил Вова. В автобус Иван зашел через задние двери.

– Кого я вам привел! – крикнул Журба, пропуская вперед Гривника.

– О! Вовчик, – сразу полез обниматься Гена.

– Какими судьбами? – спросил Кольницкий. Все стали обнимать Гривника, пожимать руку. А он с удивлением смотрел по сторонам, вроде все свои пацаны, а узнаются с трудом. Грязные закопченные лица, на которых своей белизной выделяются белки глаз и белозубые улыбки, рассеченные лбы, щеки и подбородки, потрескавшиеся, обветренные губы. На лице каждого майдан оставил свой отпечаток. Только радушие и счастье от встречи с товарищем сразу узнавалась. Сразу посыпались вопросы.

– Ну что там дома?

– Как город?

– Как доехал?

– У вас там тоже такой дурдом творится? Вова не успевал отвечать на вопросы друзей.

– Подождите, все вопросы потом, а сейчас перекусим, я жрать хочу. Я домашней консервации привез, сальца, мамка лоток вареников положила. Сейчас на стол накроем, – перебил товарищей Вова.

– О, це добре, добре, мы еще сегодня не ели, – поддержал друга Одас, перелезая с места водителя в салон. Вова вытащил из сумки трехлитровую банку.

– А вот и солененькие огурчики, – обрадовался Ахтыркин.

– Помоги ему, Мишаня, достань огурцы, – с нетерпением в голосе сказал Гена.

– Чем? Этим? – засмеялся Лапатый, показав черные от сажи руки, – мылом уже не отмываются. Гена посмотрел на Вову.

– Достань ты, у тебя руки самые чистые во всем автобусе.

Быстро накрыли на стол и все жадно стали уплетать домашние разносолы. Немного утолив голод, Гена спросил:

– Ну что там дома? Как оперативная обстановка?

– Да так же, как и у вас, только поспокойнее. А где Саркис? Он же вроде с вами в автобусе был, ему сестра торт печеночный передала. Сказала сама пекла.

– Вчера ранили его. Огнестрел в ногу, крови много потерял. В госпиталь увезли. Вчера как наступали, еще девять огнестрельных ранений и человек двадцать-двадцать пять с травмами «скорые» увезли. Видишь, в автобусе как свободно, места хоть отбавляй, – мрачно усмехнулся Иван.

– Располагайся на свободных седушках, только вещи мужиков назад переложишь, мы их потом в их комнаты занесем.

– Двухсотых хоть нет? – взволнованным голосом спросил Вовчик.

– Бог миловал, – перекрестившись, ответил Гена.

– У запорожцев вера одного бойца почти в упор застрелили картечью, – сказал Кольницкий.

– Пусть земля ему будет пухом.

Все в автобусе замолчали, думая каждый о своем.

– Ладно, – прервал тишину Иван. – Убираем и собираемся на службу. Вове мешок Саркиса отдайте. Подгонишь там все под себя.

– Ты смотри, как на тебя сделано. Что, Вова, уже освоился? – поинтересовался командир, проверяя личный состав, построенный на улице. Гривник, стоящий в строю, выделялся своей чистенькой формой, как белая ворона, притягивал взгляд. Надетый сверху на бушлат бронежилет топорщился на животе, а пухленькие щечки, прижатые шлемом, наплывали на глаза, делая их узкими.

– Так точно! – браво ответил Гривник.

– Тогда пошли, посмотришь на майдан или на то, что от него осталось.

Нестройной толпой во главе с хромающим командиром «Беркут» пошел в сторону поднимающегося вверх столба черного дыма, четко указывающего направление на майдан. После того, что здесь было буквально еще несколько часов назад, сейчас это был рай – после ада. Перемирие, которое попросила оппозиция, соблюдалось по мере сил обеими сторонами. Перед баррикадами стояла жидкая шеренга солдат, опирающихся на щиты, за ними находился «Беркут». Рассаживаясь кто где, на сложенных из всего, что попадалось под руку сидениях, бойцы группировались по интересам. Гривник смотрел по сторонам, подыскивая чистое место, но грязь и копоть были везде. На такие мелочи никто не обращал внимания. Бойцы сели в кружок. Иван ковырял палкой разлезшийся ботинок, Ахтыркин где-то нашел пачку влажных салфеток и теперь безрезультатно пытался оттереть сажу, въевшуюся в руки, рядом Степаненко стругал ножом деревяшку.