Непокоренный. От чудом уцелевшего в Освенциме до легенды Уолл-стрит: выдающаяся история Зигберта Вильцига

Отпор со стороны жены поразил Зигги, но в тот момент их долгого брака не стал большим сюрпризом: в последние несколько лет муж и жена отдалились друг от друга. Чем более крупным бизнесменом становился Зигги, тем меньше внимания он уделял Наоми и совместной жизни. Они не развелись, но со временем брак превратился в пустую формальность: Зигги проводил большую часть времени в Нью-Джерси, а Наоми – во Флориде. На публичных мероприятиях вместе с отцом чаще появлялась Шерри. «Если тебя спросят, почему не пришла твоя мать, – инструктировал ее Зигги, – скажи, что она ухаживает за больной родственницей». Он оставался президентом, председателем правления и исполнительным директором крупного коммерческого банка в Нью-Джерси, так что нельзя было допустить, чтобы люди судачили о проблемах в их семье. Это ударило бы по его репутации: его стали бы считать не таким идеальным, не таким гениальным, как думали его клиенты.

За долгие годы Наоми смирилась с тем, что живет с человеком, который не только пытается контролировать все аспекты жизни как их детей, так и ее собственной, но и страдает от чудовищных воспоминаний и хронических кошмаров, причиной которых становятся какие-то несущественные факторы. Например, Зигги запретил Наоми готовить «смешанные» блюда: никакого рагу или других кушаний в этом роде – они напоминали ему об очистках, которые приходилось есть в Освенциме. В лагере он вынужден был жить в грязи и мерзости и теперь тщательно мыл руки и чистил столовое серебро, перед тем как приступить к обеду в ресторане: он оттирал малейшие пятнышки на столовых приборах, пока они наконец не были должным образом дезинфицированы. Наоми молчала, никак не комментируя его привычки.

Она следила за тем, чтобы дети не покупали ничего, что могло бы расстроить отца. Невинная на вид оловянная кружка из музея «Колониальный Вильямсбург» могла напомнить Зигги о кружках заключенных в Освенциме и вызвать новые кошмары. Когда в моду вошли черные кожаные пальто, Наоми запретила детям их носить: они слишком напоминали пальто, в которых ходили гестаповцы.

Но тут коса нашла на камень: муж собирался лишить сына возможности выбора жизненного пути. В 1982 году Айвен понял, что с него хватит стажировки в юридической фирме, и ушел. Чтобы как-то платить по счетам, прокладывая себе дорогу в музыкальной отрасли, Айвен нанялся на работу официантом в Нью-Йорке. Зигги не мог вынести мысли, что его высокообразованный сын обслуживает столики. Что он скажет людям, если его спросят, как поживает Айвен? Сын отвергал и посулы, и угрозы. Крики Зигги уже не производили того эффекта, которого он легко добивался, пока дети были моложе. Ему нужно было придумать что-то еще, чтобы вернуть Айвена. Они с Наоми уже мало общались, но он знал, как она близка с сыном, и попросил ее выступить посредником.

«Твой отец хочет сделать тебе предложение, – сказала Наоми Айвену. – Работай в банке – и он разрешит тебе заниматься музыкой, просто делай это в свободное время. Знать о том, где ты находишься, должен будет только твой отец. Пока твой секретарь может связаться с тобой в случае крайней необходимости, у тебя будут и деньги, и любимое дело».

Айвен не хотел работать в банке и на полставки, но как он мог отказать отцу, который столько страдал? Как он мог отвергнуть человека, который работал как одержимый, чтобы его семья могла жить с комфортом, и который постоянно переживал за их безопасность? Как Айвен мог подвести такого человека? Конечно же, он не мог этого сделать. Поэтому Айвен согласился снова пойти на работу в банк и одновременно развивать музыкальную карьеру. В течение следующих двадцати лет он брал на себя все творческие задачи, которые только мог найти в TCNJ: дизайн рекламных объявлений, новые маркетинговые идеи, поиск площадок под новые филиалы, планирование церемоний их открытия и организацию билетов на спортивные мероприятия и концерты для крупнейших клиентов банка. Триумф Айвена наступил, когда он заключил сделку по открытию сорока мини-отделений TCNJ в главных супермаркетах по всему Нью-Джерси: Shop Rite, A&P, Pathmark и Stop & Shop. Это произвело на Зигги большое впечатление. «Самое важное событие в истории банка»[108], – заявил он прессе.

Шли годы, и Айвен наконец смирился с тем, что построить музыкальную карьеру на полставки невозможно. Он принес в жертву собственную мечту мечте отца, который хотел видеть его в своем банке.

Тем не менее Айвен все еще грезил о музыкальной карьере. Вдохновение он во многом находил в бродвейских мюзиклах, на которые родители брали его с детства. Он хорошо помнил магию «Волшебника страны Оз», напряжение «Вестсайдской истории», торжественность «Скрипача на крыше», романтичность «Молока и меда», юное буйство рок-мюзикла «Волосы» и деятельный идеализм «Человека из Ла-Манчи». Может быть, думал Айвен, еще не поздно попытаться осуществить и собственную мечту.