Непокоренный. От чудом уцелевшего в Освенциме до легенды Уолл-стрит: выдающаяся история Зигберта Вильцига

«Знаете, – сказал он с деланой безмятежностью, – у меня есть сеть эксклюзивных салонов красоты. Дайте-ка взглянуть. Повернитесь, пожалуйста. Гм-м. Мадам, вы прекрасны. Но я могу сделать вас вдвое прекраснее, – сказал он, запустив пальцы ей в волосы и хлопоча, как Видал Сассун над клиенткой: он взбивал ей волосы, наводя красоту, как будто освобождая волосы дамы от многолетнего воздействия фена и лака для волос. – Да. Я уберу немного вот тут и немного тут. Дорогая моя, я могу сделать вас на десять лет моложе».

«Да что вы! – У женщины аж дух захватило от такой удачи. – Можно к вам записаться?»

«Записаться! – воскликнул Зигги, закатив глаза от такого оскорбления мастерству. – О боже, нет! Мы расписаны на два года вперед!»

И он бросился прочь, якобы смертельно обиженный. Эти его трюки были так тщательно продуманы, что ничего не подозревавшие слушатели легко принимали все за чистую монету. Да и как могут не быть правдой заявления, сделанные с такой убежденностью?

Обаянию Зигги невозможно было противостоять. Как-то в вестибюле банка он встретил пожилую женщину, инстинктивно почувствовал необходимость проявить великодушие и вступил с ней в разговор, подбежав и восторженно провозгласив: «Мадам! Как вы элегантны! Вы выглядите великолепно! Ваша шляпа так сочетается с платьем, а платье с туфлями – вы просто кинозвезда!»

Обратившись к сопровождавшему ее пожилому, хорошо одетому мужчине, он заметил: «А вы, мой друг, настоящий джентльмен и знаток женщин – сразу виден ваш прекрасный вкус».

Пожилая дама, возможно, много лет не слышала таких комплиментов и вскоре, услышав все, что хотел ей сообщить Зигги, выразила пожелания, чтобы банк Зигги стал ее душеприказчиком, доверительным собственником множества ее банковских счетов и главным консультантом по инвестиционному портфелю.

Это было настоящее волшебство, на которое у Зигги ушло буквально несколько минут.

Если Зигги понимал, что клиент интересуется спортом, – например, замечал подписанную фотографию знаменитого квотербека[77] на стене офиса клиента, – его творческая энергия получала новый импульс.

«О, я вижу, вы поклонник футбола, – заметил он однажды клиенту, навестив того в офисе его фирмы по торговле недвижимостью. – Giants в этом сезоне очень хороши!»

Зигги не интересовался спортом и понятия не имел о текущих успехах Giants.

«О, вы увлекаетесь футболом?» – спросил удивленный клиент.

«Вы смеетесь? – сказал Зигги, принимая уязвленный вид. – Я не пропускаю игр. В команде колледжа я был квотербеком. Никто не отдавал больше передач, чем я. У меня была лучшая рука в лиге. А потом – вот это колено», – сказал он, потирая место воображаемой травмы и качая головой, словно сожалея о загубленной блестящей карьере.

«Какая жалость», – посочувствовал клиент.

«Не жалейте меня, я пошутил, – признался Зигги. – В Освенциме не было футбольной команды».

«О боже, вы были в Освенциме?» – спросил клиент.

«Был? – произнес Зигги и закатал рукав. – Много вы знаете президентов банков вот с такой татуировкой на руке?»

В офисе другого клиента Зигги обратил внимание на фотографию подростка в плавках.

«Я вижу, ваш сын – пловец», – сказал он.

«Да, чемпион штата на стометровке», – с гордостью ответил клиент.

«Фантастика! Я не очень любил плавать, но если говорить о прыжках в воду, то я был лучше всех. В колледже я специализировался на тройном сальто назад. Но после травмы уже ничего не могу», – пожаловался Зигги, потирая какую-то точку на спине с такой убедительностью, что клиент сочувственно кивнул.

«Вам и сейчас больно?» – забеспокоился клиент.

«Вовсе нет, я вас просто разыграл, – признался Зигги. – Я и плавать-то не умею – в Освенциме не было сборной по прыжкам в воду».

«Вы были в Освенциме?» – ахнул собеседник.

«Был?» – сказал Зигги и снова закатал рукав, обнажив вытатуированный на руке лагерный номер. Затем он припомнил несколько историй из своего лагерного прошлого.

Большинство других дельцов стремились расположить к себе постоянных клиентов, прощупывая возможное родство: «О, ваши родители тоже переехали из Италии?» У Зигги же почти не осталось родственников еще до переезда в Америку, так что он ломал лед, выдумывая безумные спортивные истории – что угодно, чтобы установить шутливые, дружеские отношения, а затем резко ознакомить клиентов с теми ужасами, что он сам испытал в лагере.

Когда Айвен был еще маленьким, он заметил татуировку на руке отца.

«Что это?» – спросил мальчик.

«Это мой телефонный номер, – ответил Зигги. – У меня очень плохая память, так что я решил его вытатуировать, чтобы запомнить». Так он защищал сына от ужасной правды: в конце концов, зачем отец стал бы лгать ребенку?

То же желание Зигги защитить детей от суровой реальности Холокоста проявилось и в другом случае. Айвен вспомнил, как в школе его одноклассники хвастались подвигами отцов во время Второй мировой войны.

«Мой отец был ефрейтором в армии», – сказал один мальчик.

«А мой отец был рядовым авиации первого класса», – сказал второй.

«Да? – сказал третий. – А мой папа был капралом на флоте».