Непокоренный. От чудом уцелевшего в Освенциме до легенды Уолл-стрит: выдающаяся история Зигберта Вильцига

«Визель проделал отличную работу по повышению репутации музея в глазах общественности, – вспоминал Беренбаум, – но мало что мог сделать в плане финансирования или собственно строительства. Визель попросил Зигги вступить в попечительский совет – Совет по Мемориальному музею Холокоста в США (USHMM) – и заняться финансовыми вопросами. Зигги с его острым умом был приспособлен для этого как нельзя лучше».

Назначение в музейный совет совпало с приглашением на обед с президентом Картером и первой леди в Белом доме. Через тридцать лет после прибытия в Америку бывший нищий беженец Зигги теперь был гостем президента США на официальном обеде.

В процессе создания USHMM страсти просто кипели. Должен ли быть предел в изображении ужасов? Должны ли бунты и вооруженное сопротивление, подобные восстанию в Варшавском гетто, играть ключевую роль в нарративе музея, как в израильском музее Холокоста – Яд ва-Шем? Нужно ли размещать на стенах музея слова Гитлера? Какой исторической последовательности следует придерживаться при изложении истории Холокоста? Включать ли в число экспонатов человеческие волосы или для посетителей это будет уже чересчур? Что говорить о роли США? Должна ли экспозиция ограничиваться лишь ролью США как страны-освободительницы или следует включить и примеры, доказывающие безразличие американцев к уничтожению еврейского населения в Европе?

«Для военного командования США, – говорил историк Дэвид Уайман, – европейские евреи представляли собой чуждую проблему и были нежеланным бременем». Он подчеркивал (как много раз делал и Зигги), что ВВС США «могли полностью уничтожить камеры смерти в Освенциме». Должен ли этот трагический факт найти свое отражение в числе постоянных экспонатов?

Из всех проблем, связанных с наполнением музея, наиболее сложным был вопрос о том, чью память, собственно, следует почтить: только евреев или и других жертв нацистов? Если второе, то кого именно и в каких масштабах?

«Визель больше всего боялся, что музей предаст само еврейство жертв, память о них, – говорил Беренбаум, руководивший планированием в первые годы. – Нужно помнить, что в то время выживших узников беспокоил вопрос не только о том, кого нужно помнить, но и о том, не забудут ли о самом Холокосте. Речь шла не столько о личном бессмертии, сколько о памяти о самом событии. Эти люди некогда лишились всего, что только можно представить, и возможность того, что о геноциде еврейского народа могут забыть, просто сводила их с ума. Если Зигги и проявлял когда-либо агрессию, то можно сказать, что он агрессивно отстаивал сосредоточение музея именно на еврействе жертв Холокоста».

По ключевому вопросу – чью историю должен рассказывать музей – Зигги четко изложил свою позицию перед членами совета. «Худшее, что может произойти, – это сравнение Холокоста с чем-либо еще, – сказал он. – Холокост – это совершенно особенный, уникальный опыт. Конечно, убивали не только евреев. Конечно, мы должны помнить, что на войне погибли миллионы христиан. Но Эли не зря говорит: “Хотя не все жертвы были евреями, все евреи были жертвами”. Вот в чем отличие».

Многие в совете соглашались. Убивали и представителей других этнических групп, но только евреев нацисты стремились полностью истребить. Некоторые члены совета, такие как Ирвинг Гринберг, считали само сравнение уничтожения евреев с любым другим геноцидом «богохульством». Другие возражали. Цыгане – точнее говоря, рома – утверждали, что их тоже убивали не за какие-то проступки с их стороны, а просто по национальному признаку. Единственный представитель народа рома в совете обвинил коллег в «открытом расизме» и «сознательном преуменьшении» страданий рома.

Историк Рауль Хильберг напомнил членам совета, что Холокост, при всей своей уникальности, «имел свою предысторию и предпосылки», и высказался в пользу включения также армянских жертв геноцида 1915 года со стороны турок наряду с неевреями, павшими жертвой нацистов. Еще один член совета, историк Люси Давидович, воспротивилась этому, утверждая, что «никогда прежде одни люди не отказывали другим в фундаментальном праве на жизнь» и что сохранение преимущественно еврейского ядра в составе музея Холокоста необходимо для достижения целей его создания. Председатель совета Майлс Лерман вторил ей, добавляя: «Если присовокупить к Холокосту трагедию армян, то почему тогда уж и не трагедию камбоджийцев? Или трагедию американских индейцев?»

Выжившие узники старели. Они видели, как их ряды редеют день ото дня, и беспокоились за судьбу памяти о Холокосте, особенно учитывая угрозу со стороны «отрицателей» – тех, кто утверждал, что никакого Холокоста на самом деле не было. Потеря акцента на еврействе Холокоста воспринималась многими в совете как первый шаг к его отрицанию.